Поп на мерсе

На самом деле администрация прекрасно понимала, что дежурящий сегодня заведующий неонатальной реанимацией Эдуард Суренович Степанян, здоровенный мастер спорта по штанге в тяжелом весе, их и на порог не пустит именно под предлогом санэпидрежима, велит раздеться, принять душ в санпропускнике, надеть чистое белье, да еще и анализы потребует. Все знали, что у Эдуарда там афинские ночи проходят, римские оргии и Вудсток одновременно, благо в отделении нет ни одного врача старше 35 лет, а девчонок-медсестер отбирает лично заведующий. Однако начальство закрывало на это глаза – отделение считалось лучшим в Москве, там выхаживали детей и внуков даже членов ЦК КПСС, с которыми Эдуард Суренович продолжал поддерживать теплые отношения. Тронуть его – себе дороже. А в педиатрическое отделение на втором этаже детского корпуса и ходить незачем – дежурила там бабушка-педиатр и две такие же бабушки-медсестры, некого там ловить.

В хирургический корпус вошли через подвал. В приемное не пошли. Юрий Зусманович был опытным главврачом и понимал, что санитары все равно пьяные (они всегда пьяные), а наказывать других сотрудников, не трогая санитаров, он считал непедагогичным.

На втором этаже располагалась гинекология. Две немолодые медсестры пили чай с конфетами. Лидия Александровна подошла поближе к столу.

– Чай пьете, девочки? А что это у вас за конфеты? С ликером? Ах как вкусно! – главная медсестра ловко засунула конфету в рот. – С Рождеством, девочки!

Рейд двинулся дальше. Лидия Александровна перевела дух. Старшая медсестра гинекологии была ее подружкой и о рейде, конечно, знала, но быть уверенной в том, что две старые грымзы, как назло, дежурящие сегодня, обойдутся без традиционного ночного употребления, не приходилось. Когда она увидела, что коньяк налит в чайник, от сердца отлегло.

На третьем этаже располагалась третья хирургия, где предупрежденные Леночкой медсестры грустно слушали радио и пили обычный чай с печеньем «Юбилейное». Такая же картина ожидала рейд и во второй хирургии. Стасюк приободрился: вроде все проходило гладко. Правда, от санитарки бабы Тони, кажется, попахивало, как и от лифтерши тети Манюни, но трогать двух фронтовичек не решились, хотя Зинаида демонстративно морщила нос, пытаясь обратить внимание главврача на нарушение постановления ЦК.

На пятом этаже располагались элитная первая хирургия и урология. В первой хирургии медбрат, студент Саша, резался в шахматы с интерном в дежурке.

– На посту надо быть! – пробурчала Лидия Александовна.

Юрия Зусмановича же интересовал другой вопрос: куда подевались дежурные хирурги, вроде операций не было.

– А где доктора? – строго спросил он интерна.

– Константин Иванович в приемное пошел, а Николай Семенович – на консультацию в травму, – без запинки ответил тот.

– Хм, ладно.

Проверяющие направились в урологию. Дверь там была заперта. Долго-долго звонили. Наконец заспанная медсестра Мадина открыла дверь. Она была трезва и от нее сладко пахло постелью. Лидия Александровна хотела было сделать замечание, но потом подумала, что трогать Мадину не стоит, ибо как потом ехать к ее родственникам в Пицунду?

– А где Ираклий Шалвович? – спросил Стасюк.

– Вышел куда-то, – ответила Мадина, недоумевая, зачем администрация приперлась посреди ночи. Понятие «рейд» ей было чуждо. Она не пила, муж ее был директором овощного магазина, а на работу она ходила на полставки для того, чтобы иногда отдыхать от троих детей.

Отделение гнойной хирургии располагалось на шестом этаже. На сестринском посту восседал сам заведующий отделением Моисей Борисович Куперман.

– Юрочка, что привело тебя в мою обитель в столь поздний час?

Моисей Борисович был единственным человеком, публично называвшим главврача на «ты» еще со старых времен.

– Что у тебя нагноилось: ум, честь или совесть? – продолжил он, увидев представителей общественных организаций. – Или, может быть, сама эпоха? – он отвесил поклон Татьяне Константиновне. – Можем ампутировать! О, Юлечка, а вас как занесло в этот вертеп?

– Да я… Общество трезвости, – зарделась Юлечка.

– Вы и трезвость! Какой нонсенс! Вы должны пить прекрасные французские вина и принимать ванны золотого, как небо, Аи! Я так и вижу, как вы погружаетесь в ванну, и пузырьки обволакивают ваше прекрасное юное тело! И только ножка показывается из воды! И резвой ножкой ножку бьет…

– Моисей, хватит паясничать! – главный сделал суровое лицо. – Мы проводим рейд по борьбе с пьянством. Серьезное, между прочим, дело. А ты вечно цирк устраиваешь.

– То есть ты решил, что именно сегодня старый Моисей будет бухать? Именно сегодня, чтобы отпраздновать Рождество Христово. Юрочка, хоть ты и главный врач, но ты все-таки шлимазл. Я напомню тебе, что я, как и ты, между прочим, еврей. А еврею пить полагается совершенно в другие дни. И дома. А по ночам приличные евреи тоже сидят по домам. Вернее, лежат, со своими женами. А неприличные шастают по больницам. Вот позвоню твоей Раечке и скажу, что ты здесь с Юлечкой время проводишь. Вот она тебе глазенки повыцарапывает…