Попаданец в юбке. Из инструкторов аэроклуба в лётчики-истребители Великой Отечественной войны

После осмотра в госпитале, проводив Аню до дома, Маша пошла гулять по городу. Интересно, ведь все-таки, уже больше года в этом времени, а толком ничего и не видела. Все война, да война. В прошлый раз, когда на ЛаГГ-3 здесь переучивалась, не до прогулок было: то теория, то полеты, то политзанятия. Ни разу увольнительных не давали. Но зато теперь, ох, нагуляюсь. Все посмотрю, раз уж в это время попала. На 65 лет в прошлое хронопортал перенес, контраст-то какой. Тем более не раз была в свое время в Нижнем Новгороде – есть с чем сравнивать. Гуляла Маша долго, пока не почувствовала, хватить, домой пора на сегодня впечатлений достаточно. Но как говорится, человек предполагает, а Господь – располагает. На обратном пути Маша столкнулась с колонной военнопленных. Грязные, в запыленной форме плелись они под конвоем. А, попались голубчики, – подумала Маша, – ничего, это только начало. Скоро Паульса под Сталинградом в плен возьмут. Много вас таких будет. Да, а что это вы немчики не в ногу топаете, так ведь на параде не ходят. Где же ваш шаг строевой. Он же вам еще, ой как понадобится. Для парада военнопленных в Москве в 1944 году. Н ничего, еще два годика впереди, время есть, потренируетесь. И тут Маша увидела его. Да, да, его – того самого офицера в плаще, что карателями в той деревне под Москвой командовал. Узнала тут же, хоть и в форме рядового был. И он ее узнал. Взглядами встретились. Замер сначала немец, а потом бежать бросился.

– Куда! Стоять! – Конвоир вскинул винтовку.

– По ногам! Живым брать! – Заорала Маша.

То ли по собственной воле, то ли по команде Маши конвоир стрелял по ногам.

– Попытка побега, товарищ старший лейтенант. – Конвоир, передернув затвор, выбросил стрелянную гильзу.

– Вижу. И что же ты его?

– Товарищ старший лейтенант госбезопасности, разрешите обратиться? – Начальник конвоя с удивлением посмотрел на Машу. – Обращайтесь!

– Этот пленный, – Маша указала взглядом на корчившегося на земле немца, – военный преступник. Он не рядовой Вермахта, он эсэсовец, командовал карательным отрядом. Деревню они под Москвой сжечь хотели вместе с людьми, да мы помешали. Я его опознала и готова дать показания.

– Так, – глаза старшего лейтенанта блеснули недобрым огнем. – Каратель значит. Разберемся! Пошелюк! Симонов! – Подозвал он бойцов, – Немца в НКВД – это по их части. И вам, девушка, придется пройти тоже.

– Конечно, конечно, – согласилась Маша.

Вот это встреча! Уж кого, кого, а особиста, лейтенанта Трофимова, теперь уже капитана, с которым в свой первый день пребывания в прошлом пакет на ПО-2 везла Маша, встретить никак не ожидала. Он-то тут откуда? Узнал ее сразу.

– Маша! Живая, уже лейтенант и награды есть! Поздравляю! Ну, присаживайся. Чего тут случилось? Мне тут доложил только, что ты в том немце, которого при побеге подстрелили, эсэсовского карателя опознала.

– Да, опознала, подтвердила Маша.

– Хорошо, – кивнул Трофимов, под протоколом показания давать будешь.

Маша рассказала все, что помнила. Прочитала, поставила подпись.

– Да, – протянул Трофимов. – Я бы тоже, наверное, такое запомнил – из Нагана в сердце. Самому до сих пор тот бой по ночам снится, когда танк с гранатами подрывать полез. Сильно нас тогда немцы танками жали. Подорвал я его, а он меня. Осколок из-под сердца так и не вынули. Вот здесь в контрразведке теперь. И тебя, вижу, тоже зацепило.

– А, ерунда, – отмахнулась Маша. В порядке почти. Руку подлечу – и на фронт.

Зазвонил телефон. Капитан Трофимов снял трубку.

– Да. Привезли переводчика, отлично! Заводите.

– Фрау лейтенант ошибается. Он не офицер СС, а ефрейтор. Документы в машине сгорели случайно.

– Спроси его, – обратился Трофимов к переводчику, – почему пытался бежать?

– Он говорит, что сам сейчас не понимает – почему? Побежал и все.

– Раздеть его! – Приказал вдруг Трофимов конвоирам. – На груди след от пули в области сердца должен был остаться.

– Не надо. – Вдруг сказал немец на довольно хорошем русском языке. Я не ефрейтор, я гауптман. Мое настоящее имя Адольф Гимлер. Но мы не проводили карательной акции. Жители той деревни подлежали вывозу для добровольной работы в Германии, а в СС я никогда не был.

– Был, был! Я тебя в их форме видела, – улыбнулась Маша.

– Ох, ты, и русский знает! – Обрадовался Трофимов.

– Это хорошо. Мы с тобой еще долго по душам говорить будем. А про добровольную работу в Германии ты Фюреру своему расскажешь. Один – в двух лицах. В общем все. Товарищ Воронина, вы свободны. Спасибо за помощь. Если будете нужны, мы вас вызовем. Можете идти.

– Машка, ты где так долго была и чего довольная такая? Я думала случилось чего! – Встретила ее вопросом Аня.

– Случилось Анечка, случилось. Маша опустилась рядом с Аней на диван. Сейчас расскажу.

– Знаешь, а может быть и хорошо, что ты его тогда там не кончила, – немного подумав сказала Аня. – Теперь его по трибуналу, как бандита, к стенке поставят, или на первой осине вздернут, чтобы люди видели. А потом и до Гитлера доберемся. Я бы его за все, что он сделал, на кол посадила, только бы не сбежал.

– Я бы тоже, – согласилась Маша. – Пускай помучается!