Попаданец в себя, 1960 год (СИ)

Потом из столовой слышались звоны чайного сервиза, все вновь собирались за столом, и мама вносила блюдо с тортом.

Мама обычно пекла один из трех тортов: наполеон, безе или шоколадный. Наполеон мне не нравился, что вкусного в слоеном пирожном с белым кремом, пускай даже это пирожное огромное и круглое. Безе мне тоже не нравился, я не понимал вкуса сахарных яичных белков, из которых делалась большая часть торта. Зато шоколадный торт я до сих пор обожаю. В мамином исполнении это был толстенный торт из нежного бисквита (мука с примесью манной крупы), с тройным слоем крема, а поверх торта лежали неровные куски шоколада.

Никогда в жизни после смерти мамы мне не довелось есть такой торт. И рецепт частично утерян. Все подражания были жалкими и не такими вкусными.

После чая взрослые начинали прощаться, собираясь уходить. Прощанье обычно затягивалось минут на тридцать, Мы с Наташей вполне могли еще поиграть. Возиться после такой сытной еды не хотелось, обычно мы тушили свет и рассказывали друг другу страшные истории, держась за руки, чтоб не так было страшно.

Однажды после чая мы с Наташей как обычно потушили свет, Я начал рассказ, я давно приготовил эту историю, услышанную во дворе, и все ждал праздника, чтоб рассказать. Неожиданно свет загорелся, в дверях стоял Наташин папа. Он строгим голосом приказал девочке идти одеваться, так как они уже уходят, а когда Наташа проходила мимо него, неожиданно ударил ее рукой по левой щеке.

Я обомлел и весь съежился. Наташа молча проскользнула мимо отца, пошла в прихожую, натянула пальто, обернула воротник шарфом, смахнула этим же шарфом слезы.

А я — помню четко до сих пор — сидел в комнате и не мог выйти к гостям попрощаться. У меня наворачивались слезы и я сглатывал какой-то комок в горле, который никак не сглатывался. А левая щека у меня покраснела и горела, будто ее прижгли раскаленным утюгом.

Я никому не рассказал об этом случае. Когда мама спросила, “что он тут сидит, накуксившись?”, сказал, что болит живот.

Это случилось, когда я был маленький, он тогда учился в первом классе. Единственное, что он мог — стараться не вспоминать об этом случае. Потому что, когда вспоминал, начинала гореть левая щека, как ошпаренная.

До сих пор!

Эта девочка умерла молодой. От цирроза печени. Но в этой реальности она еще жива и, возможно, придет с этими Семенченками. Кажется, мое общение с мертвыми на кладбище мало отличается от общения с живыми, которые уже умерли в первой моей жизни. И кажется, что моя психика потихоньку натягивается струной и как бы не лопнула, разнося в клочья игровую реальность второй жизни.

Глава 30

Сыграть себя на лютой сцене,
Сыграть неистово, сквозь стон!..
Потом — туда, где пляшут тени
Под крик скрежещущий ворон.
Родные лица только в профиль,
Полупрозрачные они,
И все — эскиз, мечты уроки
Висят, вцепившись за карниз.
Полупрозрачная реальность,
Преображенная стезя,
Кольцом завитая начальность,
Но до конца дойти нельзя.
А мне пока
На лютой сцене
Играть себя
В который раз…
Потом — туда,
Где только тени
Ведут угрюмый перепляс

Стихи соответственно настроению. Не для публикации в этом времени. Это бессилие меня терзает.

И как тут не старайся, спасти рабочих от расстрела я не смогу. Ребятишкам могу покричать, чтоб слезали с дерева, но они вряд ли слезут, кто я для них. И поехать туда стать авторитетным для жителей южного города не смогу, там люди с другим менталитетом, с другими идеалами. Будь моложе, попробовал бы, ринулся, сломя голову, и набил шишек или подсел за политику лет так на …дцать. Я нынешний умудрен и глупости совершать не стану.

А стихи нынче нужны соразмерные эпохе. Конечно, будь я гениальным поэтом — тогда писал бы, невзирая на время Но я не гений, а просто грамотный и умелый писатель, умеющий так же красиво рифмовать свои чувства. Для известности и построения карьеры буду рифмовать сообразно требованиям партии и комсомола. И пионерии, естественно.

Захожу я как-то в лес,
Там сидит КПСС.
На хрена я в лес полез…

Не получается экспромтом патриотическое дерьмо ваять, смех разбирает. Патриотизм — последнее прибежище негодяя[54]. А для меня с такими виршами — прямая дорога в зековский ад.

А мне надобно кресло высокое занять в престольном граде, дабы хоть как-то повлиять на течение времени и судеб. Чтоб со мной считались и чтоб ко мне прислушивались.

Иначе зачем судьба подарила мне второе существование!

И я просто обязан спасти людей от новочеркасской драмы.

Ну хотя бы ребятишек!