Попаданство с вакансией

Потом мы спокойно продолжили разбирать содержимое сундука. Два сундучка с ручками-дужками на крышках по центру делили площадь сундука между собой пополам. Высотой в половину метра. Кое-как вытащили. Один оказался полегче другого. Его и открыли первым. В нём лежали бумаги. Свёрнутые в рулоны поверх пачки бумажных серых листов. Все исписаны какими-то формулами, чертежами и просто текстом. Под ними несколько старинных книг по артефакторике, о портальных перемещениях. Но сверху лежало письмо для Милли.

И снова Милли плакала. Графиня Кэррогес-Грэфикс просила у дочери прощения, что оставляет её сиротой в полной зависимости от Главы рода Кэррогес. Высказывала надежду, что Праматерь не оставит Милли без своего внимания, и Милли сможет сама распорядиться ценностями, что лежат в сундуке. А ещё она написала волшебные слова, с помощью которых можно разморозить счета. Эти два слова, написанные русскими печатными буквами — Фёдор Кузнецов. Если доберётся кто-то до содержимого сундука, то всё равно не доберётся до личных счетов родителей Милли.

— Маммия, я вспомнила. Когда мама умирала, отпуская душу на перерождение, я сидела рядом в кресле. Мама, вдруг, открыла глаза, посмотрела на меня и, улыбнувшись, сказала: «Не плачь. Они не должны видеть твоих слёз никогда. У тебя всё сложится хорошо. Праматерь поможет тебе. Она обещала». Мама закрыла глаза и, улыбаясь, отпустила душу. Я поняла, что мамы больше нет. И я не плакала. Я плакала только тогда, когда была в своей спальне одна. А Праматерь помогла мне. Она прислала тебя.

Милли всхлипнула, завершая рассказывать. Мы обнялись, и какое-то время так и сидели. И никто нас не тревожил. Даже леопольки лежали тихо. Мы обе думали, что нас больше уже ничего не взволнует. Но мы ошиблись.

В другом ящике лежали камни-заготовки для портальных артефактов разных размеров. Полный ящик. Среди них обнаружился выкованный конь. Небольшой. Стоявший на постаменте с Миллину ладонь. На подошве постамента был выгравирован вензель из тех же букв.

— Маммия, это кто? — с удивлением спросила Милли, разглядывая фигурку необычного зверя.

— Лошадь или конь. Это животное моего мира. На нём ездят верхом или запрягают в коляски.

— Как норнисов? А они быстро бегают?

— Быстро. Но на ровной дороге наша Нора быстрее, — я усмехнулась, вспомнив мультик «Ишь ты, Масленица пришла»: «Пока конь на четырёх ногах: раз-два-три-четыре, ты на двух: раз-два, раз-два». — А вот в горы Нора пройти не сможет, а лошадь пройдёт и реку переплывёт.

— У нас, почему-то таких нет, — с сожалением произнесла Милли, возвращая коня на место.

Милли аккуратно всё уложила в сундук. Даже письмо. Сундук закрыла на замок.

— Пусть стоит. Когда понадобится, открою снова.

Вечером после ужина пришёл Стеф. Пригласила поужинать, отказался, заявив, что сыт. Прошли в гостиную.

— С каким результатом съездили? — было первое, что он спросил, усаживаясь в кресло.

— С ошеломительным, — ответила я, устраиваясь на диване, а Милли прижалась ко мне.

— Рассказывай. Не буду же я из тебя по слову тянуть.

— Не надо из меня тянуть. Нас самих распирает от нетерпения поделиться новостью. Может, ты помнишь, что у моей мамы во время войны брат пропал без вести?

— Помню. Твоя мать каждый год, в День Победы ставила на стол стопку с водкой и накрывала её ломтём хлеба, посыпанным солью.

— Да. Это она его так поминала. Она, ведь, узнала в конце жизни, где и как он пропал. Так вот. Мы узнали, что таинственный иномирянин, занявший место графа Теодора Кэррогес-Грэфикс, мой дядя Фёдор, мамин пропавший без вести брат.

— Погоди. Как вы это узнали?

— В кармане старой рубашки лежит картинка, — подключилась к разговору Милли. — Маммия, как она называется?

— Фотография.

— Вот! На ней дедушка, ещё молодой, с женой, дочкой и сыном. Они там, на Земле остались, а он весь раненый попал сюда. А маммия теперь моя тётя.

— Так это же хорошо! — порадовался за нас Стеф. — А ещё Ёсгана нашли. Удачная поездка получилась.

— Я пойду, посмотрю, как там Полли с Лёвой с Катериной и Ривисом играют.

Милли вышла из гостиной, а Стеф пересел ко мне на диван.

— Ты прости, что пришлось вас подвергнуть некоторой опасности, — перейдя на русский, произнёс покаянно, приобняв.

— Прощу, если расскажешь, как до такого додумались.