Попадос (СИ)

Видя, как у него приподнимаются брови, глядя на мой спокойный, находящийся в анабиозе член, и когнитивный диссонанс, написанный на лице, ибо мое поведение, запах течки и спокойное состояние диссонировали для обычного омеги, решила воспользоваться моментом и потянуть время.

— Если я беременен ребенком Мэдирса, что будет с ним?

— Биллиат. — Он поставил стакан на тумбочку и наклонился поцеловать, но я отвернула голову. — Я не изверг, что бы ты обо мне не думал. — Он поцеловал меня в шею и стал спускаться по животу ниже, целуя и прерываясь, чтобы ответить.

— Ты умен, красив, прекрасно держишься, волшебно пахнешь. Я умею ценить красоту. И люблю детей. Твой ребенок останется с тобой, а ты родишь мне моих. — Он устроился между ногами и выцеловывал мне пах, поднимая ноги и добираясь до влажных бедер со смазкой.

Никакого возбуждения я не чувствовала и, видя это, слизывая смазку и постанывая от накатывающей эйфории, альфа понимал, что не заводит меня, и это его расстраивало.

— Ты вкусный! Какой ты вкусный и сладкий, Биллиат! Мы встретились не в то время и не в том месте, но ты полюбишь меня. Я буду нежным к твоей красоте. О, Биллиат!

Он вылизывал меня, как мама-кошка котенка, урча и содрогаясь от охватившей страсти, а я оглядывалась в поисках чего-то, чем можно было бы шандарахнуть его по башке. Единственным доступным оказался стакан, стоящий на тумбочке рядом с кроватью, я схватила его и, не раздумывая, со всей дури бахнула им о беззащитную голову, находящуюся у меня между ног.

Новоявленный Холтофф* хрюкнул и замер в осколках разбившегося стакана, а я успела только посмотреть на кровь из порезанной руки и уплыла в черноту космоса.

Комментарий к 22. *Штирлиц ударил Холтоффа по голове бутылкой в фильме “17 мгновений весны”

====== 23. ======

Жизнь начинает налаживаться, когда в череде черных полос начинаешь различать их оттенки. В этот раз, когда я пришла в себя, болела рука. Попыталась ее сжать, но мне не позволили. Глаза открывать решительно не хотелось.

«Надо, Федя, надо», — уговаривала себя, совсем как когда поднимала себя на важное дело — поход к врачу, или разговор с бывшим мужем, или неприятный разговор с начальством или обнаглевшим сотрудником.

«Нууу, ма-а-а-м!» — и традиционно отвечала себе этой же фразой.

Хотелось полежать в неведении.

«А что, вообще, в мире делается?… Стабильности нет. Террористы опять захватили самолет.»* И в каком из прекраснейших миров я нахожусь.

И… воспоминания нахлынули лавиной. Мэд! Главнюк!

Глаза открылись сами.

— Солис? Солис, это ты, или у меня видения?

Бедный, бедный лобстер из ресторана! К-а-а-а-к я тебя понимаю! **

— Мистер Лиатт! Милый мистер Лиатт! — Солис приложил мою порезанную кисть, из которой он удалял осколки стекла, тыльной стороной к своему зареванному лицу. — Как вы себя чувствуете? Мы столько раз пичкали вас лекарствами за последние десять дней, что вы уже как фаршированный пундик! Больно? Потерпите еще чуть-чуть. Я совсем, почти заканчиваю. Осталось обработать ранки и пройтись медиксом.

Солис болтал без умолку. Создавалось впечатление, что как только он замолчит, небо рухнет на землю или я задам какой-то вопрос, на который ему будет трудно ответить. Или он в шоке и это его побочное явление — намолчался и теперь пытается выговориться, выталкивая из себя все страхи вместе со словами.

— Пить.

— Конечно, вот, мистер Лиатт. Вы так настрадались. Такой молодой и уже столько навалилось на вас! Ой! Что это я! Вон у вас как волосики отрастают хорошо — рыженькие, только почему-то темнее, чем остальные. Ну, да ерунда. Не седые же. Бледненький какой, худенький, кожа да кости, совсем вас тут без меня не кормили, что ли? Ну, ничего, все наладится, все будет хорошо. Теперь я вас откормлю. Я познакомился с поваром, и буду заказывать для вас ваши любимые блюда.

Оторвавшись от стакана с водой, я снова упала на подушку, выдыхая через зубы, когда рана на руке дергала, пока ее обрабатывал слуга. Странным образом ничего не болело. Очевидно, обезболивающее и энергетики действовали на тело, снимая симптомы боли и усталости. Энергия била во мне ключом, а силы встать не было. Чувствовала себя, как мокрая тряпочка под оголенным проводом, под током.

— Солис, где Мэд? Что там происходит? Как ты оказался здесь?