Солис с Тиром делали вид, что они сами по себе, но иногда я ловил взгляды, которые выдавали их с головой. Солис помогал мне разобраться с одеждой, с правилами, с модой, с приличиями, и спать мы заваливались абсолютно уставшие и вымотанные.
За непременными завтраками, обедами и ужинами наедине мы болтали с Мэдом обо всем сразу, перескакивая с темы на тему, узнавая о мирах и друг друге каждый раз капельку больше, чем знали, и все равно вопросов было непочатый край.
В рассуждениях о различиях культур в наших системах Мэд сразу показал себя человеком умным, деловым, спокойным и рассудительным, именно те качества, которые позволили ему поднять и приумножить свою империю, то, что сделало его таким богатым и продолжало поддерживать его бизнес на плаву.
— Значит, ты не будешь против, если моим секретарем будет милый, молодой, незамужний омега приятной наружности? Как лицо компании я не могу допустить в мой офис лиц с отталкивающей внешностью. Ведь так? — Мэд приподнял бровь.
С козырей зашел, паршивец.
Разговор об эмансипации омег начался с моего рассказа о борьбе за права женщин на Земле, об угнетенных классах, о движении феминисток, и плавно перетек на положение и права омег в мире Мэдирса. Мне импонировала выдержка и спокойствие, с которой он рассуждал о невозможности применения таких же правил в системе Риата, в связи с тем, что нельзя просто принять закон, а дальше оно само наладится. Необходимо, чтобы общество приняло эти правила изнутри и постепенно. Ибо отношение к омегам нельзя изменить ни по щелчку, ни по приказу, и на Земле это нивелировалось веками, а не по желанию правительства или отдельно взятых женщин. Необходимо менять отношение общества к омегам, постепенно внося изменения в правила и законы, применяя это на уровне менталитета. Ведь если прямо сегодня дать омегам свободу и волю делать все, что им заблагорассудится, сколько ошибок и бед они принесут своими поступками себе, своим близким и родственникам.
Мысленно я аплодировал Мэду, как грамотно и исподволь он подводил меня к мысли не делать неблагоразумных поступков.
— Надеюсь, тебе не надо объяснять, что если ты ворвешься на единороге с новаторскими идеями освобождения омег из-под гнета тирании альф, тебя не воспримут как мессию. Ты будешь выскочкой и отщепенцем, чудаковатым провинциалом с дурными манерами, которого никто не будет воспринимать всерьез.
Я не сильна в риторике и полемике. Я обычная женщина, которая даже не поддерживала феминисток на Земле, жила своей жизнью и боролась за свои права самостоятельно, выживала, как могла, как многие, как все. А тут получалось, что со своим свободолюбием являюсь Кларой Цеткин для проведения революции в целой системе. Ну, нет. Я не готова. Не хочу и не буду. Я всего лишь хочу жить свободно.
Узнав, что на Земле я водила машину, работала, сама себя обеспечивала, и весь наш строй значительно отличается от их, Мэд предположил, и правильно сделал, что установленные у них порядки мне не понравятся, и заблаговременно и издалека решил отговорить от каких бы то ни было решительных действий и плясок на костях, «чреватых для репутации наших детей».
Но, когда речь зашла о секретаре-омеге, тут он мне указал на двойные стандарты. Да хоть пятерные.
Я сел к нему на коленки и, пропуская его волосы сквозь пальцы, нежно заглядывая в глаза, потираясь носом о его нос, прошептал: «Яйца оторву. Обоим. Особо жестоким способом».
Мэд довольно засмеялся, блестя глазами, и крепко поцеловал меня, радуясь этому проявлению ревности, на которое все-таки спровоцировал, и тем, что последнее слово осталось за ним, и он наглядно мне показал, что я сама противоречу себе, защищая права омег.
— Мэд, солнышко, запомни, что на любую хитрую жопу найдется хер с винтом. И что палка — она о двух концах. И что не потерплю измен, и никакой закон меня не удержит.
— Когда ты последний раз смотрел на себя в зеркало? — спросил Мэд и потерся об меня отросшей щетиной. — Может быть, ты привык за всю свою жизнь к тому, как выглядишь, но всем окружающим это не грозит. Потому что ты прекрасен, как утренняя звезда. И так же сияешь, милый. Кто в здравом уме и трезвой памяти откажется от такого великолепного, умного, красивого и верного омеги или сможет посмотреть на сторону? Только не я, Биллиатт Лау Кайрино.
— А как ты вызываешь виртуальный экран с виеко?
— Встроенный чип. По прилету домой тебе тоже такой вживят. Это и ключ, и виеко, и доступ в сеть и связь — в ней много разных функций, милый.
В день прилета на Элькору, Мэд уделил особое внимание моему гардеробу, так как нам предстояло предстать перед прессой, полицией, начинался публичный период в жизни.
Мэд сам выбрал украшения для меня, и я сиял, как новогодняя ёлка.
Костюм, который я доработал — в основном отрезая лишнее, Солис каждый раз страдал из-за моего упрямства в отношении нарядов, но даже он признал, что я в обновленном виде выгляжу лучше, — костюм создавал летящий силуэт и подчеркивал мою девачковость. Видимо, к этому придется привыкать. Менять на этой планете еще и моду не хотелось. Но это вопрос времени.