Читаем Попакратия полностью

Попакратия

Даже издали бросается в глаза, что дела у качельной девочки идут не лучшим образом: кожа на лице оплыла и свесилась, огромные несоразмерные губищи съехали на край подбородка и болтаются сами по себе, будто бы провозгласив независимость от лица. В районе живота у девочки расположились пузыри, будто держит она под одеждой два воздушных шара, пузыри эти мешают ей при хождении, и девочке приходится выгибать спину дугой, по причине немалого их веса. Шары, как и губы, живут отдельной жизнью и время от времени оказываются то на ребрах, то, если девочке помогают взобраться на качели друзья, норовят ударить по подбородку.

– Это animal delux! – отзывается Люся.

– Кто?

– Ну силикоша, елки. Вы что, силикош раньше не видели?

– Как-то не очень.

– Так это же… Они так хотели стать детьми, что у них получилось. А силиконка внутри них не уменьшилась. Осталася того же размера. Вот так-то.

– Оххо-хо.

– Ага. Им сейчас сложнее всего.

– Это еще что. В нашем дворе всего одна живет, а есть дворы, в которых сотни. Одни силикоши и блудяшки разные. Ну, там, где дома поновее. Вот там по правде страхотун.

Чем дольше держалась попакратия, тем меньше Башка понимал своих друзей. Он начал понемногу терять чувство юмора, чужие смысловые конструкции скрипели для него своими ржавыми балками слишком громко. Скоро Башка и вовсе заблудился в диалогах соратников, как в глубокой тайге.

Малыши сидели на картонках, досках и старых куртках вокруг зажженной шины. За их спинами сжималось кольцо темноты. Эта темнота уже успела сожрать недостроенное здание, оставив нетронутым лишь его небольшое горящее вонючей резиной сердце, и теперь тянула к нему свои холодные ладони.

Виталз возвышался, подчеркнутый оранжевым светом огня. Закатив глаза, словно пытаясь заглянуть под собственные надбровные дуги и дальше, под лоб, перебирая пальцами перед собой, как бы играя на невидимом бандонеоне, он декламировал в поэтическом экстазе. Вместе с едким запахом жженой резины миру явился первый речитатив Виталза:

пламясина здесякрякотина псина есяизнутринакрякотина еся – здесяскотя-песя подъебесяиз шестиискулики повидакистак голяку жри журякс припенсякой расписяку хряк журяккотя! песя! внутри ииииии!так-так-так-так

Среди ребят возникло искреннее оживление. Дряблый Живот ударил ладонями о колени.

– Зашибимбо! Во мочит.

Виталз продолжал:

под мякиной тусятак скулежка-выпендрежка изнутрикрякотина псина-свинаяга-чага, бля ламбадя небесис под ботиной чисто-чистоискал поялку ждис припенсякой расписяку жри-журяккотя! песя! там внутрииии!

Нельзя сказать, что аудитория совсем уж поняла произведение, но все же было в нем что-то близкое мыслям и чаяниям масс:

с под ботиной чистоискал поялку ждис припенсякой расписяку жри журяккотя! песя! внутриииии!в кашку – в кашку – в кашкув кашку

Мнения присутствующих по поводу услышанного разделились. Основная масса пребывала в блаженном трансе, самые маленькие скучали, старшие высказывали недовольство.

– Че за хуерга?

– Это не хуерга, а поэзия.

– Ты знаток поэзии, что ли?

– А ты знаток хуерги?

– Че?

– Суп капчо. Кумачовое пухто. Не сечешь просто. Это Виталз, сочинитель баллад.

– Ты не сечешь, выхухоль. Баллада – такой суп в тюрьме. А это не понять что.

– Сейчас супчику бы хряпнуть, – задумчиво протянула Алка.

– Ага, борщичку.

Виталз стоял среди разговора с отсутствующей улыбкой. Башка сидел в темном углу, молча следил за своим другом и за общей беседой, спровоцированной его речитативом.

– Никакого борща! Только щи! Борщ – отрыжка неонацистов. Щи – единственный расово верный антифашистский суп за мир во всем мире и против расстрела мирных жителей. Не ешьте борщ. Он из снегирей. – А зажаренные с яйцами грудочки?

– Очень даже заманчиво.

– Разве сейчас уже кто-нибудь готовит? Так, чипсы-шмипсы. А вот когда мама, дома, когда руками. Смажет формочку маслицем и выльет туда тесто. В духовочку. И ждешь.

– Давайте о чем-нибудь кроме еды. Желудок сводит.

– А бананчики с карри?

– Хрусть.

– И фаршированный сельдерейчик.

– Тоже хрусть.

– Перчик, фаршированный гречкой, овощами и мяском. Принц-чесночок опять же.

– Ой, а салатик с заливочкой из клубнички, с имбирчиком. Салатик с курочкой и кунжутиком, в азиатском стиле.

– Кунжутик и сам по себе нямушка.

– Может, вам сыру из человеческого молока? Уже к мамке захотели?

– Ты че, чикаго? Ты че сказать хочешь?

– То, что еще лет десять будем жрать что придется. Хубба-буббами питаться. Поэтому кулинарных ностальгий нам тут не надо.

– Хорош обламывать.