Попала!

А начиналось все так хорошо! Сначала я сделала по двору несколько кругов. Под конец наловчилась так, что держала руль одной рукой. А второй попеременно поправляла хлопающие на ветру ненавистные уши и рассылала воздушные поцелуи. В результате у Арвиса создалось закономерное, но абсолютно ложное впечатление, что езда на велосипеде — это занятие для тех девиц, что на лошади удержаться не в состоянии. После пятого круга привычный Борадис легко поймал меня вместе с шайтан-машиной.

Не успела я соскочить с велосипеда, как в руль тут же вцепился Арвис:

— Хочу попробовать!

— Арвис, тут нужен навык. Давай сначала мы тебя подстрахуем.

— Я сам. Я прекрасно езжу верхом. Я же видел, как и что ты делаешь!

Вот зараза самоуверенная! Но велосипед-то у нас один! Погнешь колесо — неделю с тобой разговаривать не стану!

Колесо уцелело. Зато Арвис извалялся в пыли, разодрал о торчащий из стены крюк рукав, разбил колено и в финале умудрился безо всяких тормозов улететь через руль. Велосипед Борадис, не меньше меня переживавший за наше творение, перехватил в полете. Поскольку рук у кузнеца имелось в наличии только две, маэллта он ловить не стал. Я стояла в стороне, стараясь удержать нейтральную мину на лице. Побежишь поднимать — решит, что я усомнилась в его мужской доблести и несомненном интеллектуальном и физическом превосходстве. Пусть встает сам, вроде руки-ноги целы.

Встал. Молча отряхнулся. Посмотрел на меня. На Борадиса, нежно прижимающего к груди волосатыми лапищами велосипед. Я напряглась — сейчас как запретит производить опасные для жизни агрегаты! Вместо этого Арвис прищурился на меня:

— Едет легко, падает еще легче. Что делать будем?

— Вариантов два, — в том же тоне отозвалась я. — Либо сделать третье колесо с потерей маневренности, либо все же сообразить, как устроены тормоза. А ездить учиться надо!

Идеально, конечно, было бы, чтобы он рассмеялся. Нет, остался серьезным. И фиг поймешь, о чем думает. Просто кивнул и отвернулся.

Я наконец поняла, как надо вести дела с кузнецом. Мне не нужно говорить ему, как что-то делать. Мне достаточно сказать, что должно быть сделано. У него есть практический опыт и знание и работы, и инструментов, а у меня только книжные странички шелестят в голове. Я понимала, как делается болт при помощи станка. А он сообразил, как делать это, зажав штырь будущего болта в тисках, при помощи фиговины из стали с нарезкой и одного подмастерья. Станка это не отменяло, но до отладки там было пилить и пилить. А подмастерье был готов вертеть железяки, проникаясь мудростью патрона, с утра до вечера. Поднапрягшись, я вспомнила название — плашка. Вообще, похоже, Борадис был натурой увлекающейся, и теперь все, что можно было нарезать, радовало глаз свежей резьбой. После этого новой забавой стало высверливание дырок соответствующего диаметра. Тоже, разумеется, с резьбой…

Так. Кстати. Пока дело не дошло до эксклюзивных болтов с позолотой и гербами… Дернула за один рукав Арвиса, за другой Борадиса и втолковала обоим важность стандартов. Вот пусть кузнец определит десяток самых нужных диаметров, от них и будем плясать. А Арвис поставит на это дело визу. Надо будет — поправим. Но это лучше, чем неразбериха и беспредел.

Осчастливив напоследок мужчин русской народной мудростью, что шуруп, забитый молотком, держит лучше, чем гвоздь, закрученный отверткой, перешла к выяснению того, откуда они тут берут компасы. И волочат ли проволоку. И есть ли тут где-нибудь поблизости месторождение железной руды. И медной. И ковал ли кузнец полосу металла, ориентировав ее с севера на юг. Да, а как насчет каучука — застывшего сока лиан с южных островов — есть у них такое? Вот удача — есть! Используется для забав — мячи делают. Ну, забавники, если флот тут силен, закладывайте плантации, или как там этот каучук растят — мне он нужен для велосипедов и не только! Хочу трусы с нормальной резинкой, а не на тесемочках! Последнего, правда, я вслух произносить не стала.

По ходу дела мы еще и согласовали стандарт железнодорожной колеи. Каким он должен быть, я помнила смутно. Прикинула — по памяти казалось, что метра полтора. «А что такое метр?» — тут же спросил Арвис. Хороший вопрос. Ведь не покажешь руками — вот стока! Что тут есть эталонного? Ясно, что не длина волны при распаде чего-то там… Единственным эталоном оказалась я сама — один метр шестьдесят восемь сантиметров, о чем я и сообщила озадаченным Арвису и кузнецу. Значит, с метром разберемся позже. Пока без обуви ставим меня к стенке, делаем засечку по росту. Сделали? Теперь растопыриваю руку — от конца большого пальца до ногтя безымянного примерно сантиметров восемнадцать. Как раз! Засекли. Кстати, а сами-то они в чем длину мерят? Лиэрат? Локоть, что ли? Так пусть возьмут три локтя и сравнят с тем, что на стенке нарисовано. Ага, чуть меньше? Ну, тоже пойдет. Зато вменяемая и запоминабельная ширина колеи. Точнее, просвета от рельса до рельса. А для вагонеток в шахте, где колея должна быть уже, можно делать два этих самых лиэрата.