— Привет, — сказала она, поправляя одну из своих серёжек.
— Привет, — ответил он, подцепил пальцами подгоревший блин и выбросил его в мусорное ведро, наливая на сковороду свежее тесто. — Ты хорошо выглядишь.
— Спасибо.
Фокс ненавидел напряжение, повисшее между ними. Оно было не к месту. Поэтому он искал способ развеять его. — До скольки ты не спала, составляя плейлист для дорожного путешествия?
— Слишком поздно, — без колебаний ответила она, поморщившись. — Хотя ты не можешь меня винить. Мы едем в студию звукозаписи в мировой столице гранжа. Я перевозбуждена. — Она опустилась на один из табуретов перед кухонным островом и подпёрла подбородок кулаком. — Прости, детка. Сегодня к вечеру тебе до смерти надоест Nirvana и Pearl Jam.
Это “детка” повисло в воздухе, как напалм, и он чуть не сжёг второй блин. Она продолжала листать свой телефон, как будто это ласковое слово никогда не сходило с её уст, а оно снова и снова пинало его в живот. Он и раньше называл её “детка”, но никогда так. Никогда просто так… через кухонный остров, средь бела дня, с запахом тёплого сиропа в воздухе. Это было по-домашнему уютно. Это заставляло его чувствовать себя половинкой пары.
Это был её план? Выйти сюда после его безобразного поведения прошлой ночью и… остаться? Не просто в его квартире, а с
Чем больше он думал о том последнем поцелуе прошлой ночью, тем больше ему казалось, что это было обещание. Что она не отказывается от него? Или… от возможности их отношений?
Действительно ли он произнёс слова “Я больше не буду тебя целовать”?
Как будто действительно произнёс их?
В свете дня это обещание показалось ему совершенно нелепым. Особенно когда она откусила от блинчика, который он приготовил, издав хриплый звук удовольствия от вкуса, а её палец прочертил дорожку в сиропе на её тарелке и погрузился в рот. Она жадно сосала его.
Опасно ли управлять автомобилем с таким твёрдым членом?
— Я вижу, что ты делаешь, Ханна.
Она подняла голову, поражённая, изображая невинность. — Что ты имеешь в виду?
— Платье. Называешь меня “детка”. Сосание пальца. Ты пытаешься соблазнить меня, чтобы я подумал… что такое утро может быть нормальным для меня.
— Это работает? — спросила она, глаза на мгновение стали серьёзными, когда она откусила ещё кусочек.
Он не мог ответить. Не мог ничего сделать, кроме как представить, как Ханна сидит здесь каждое утро. Вечность. Зная, что она будет там. Зная, что она
С ним.
— Возможно, да, — хрипло признался он.
Очевидно, поражённая его признанием, она приостановилась на середине жевания, глотая с видимым трудом. Пока они смотрели друг на друга через прилавок, ей понадобилось время, чтобы прийти в себя. — Это нормально, — тихо сказала она. — Это хорошо.
У него возникло внезапное, непреодолимое желание положить голову ей на колени. Отказаться от своей воли, которая истончалась с каждым мгновением, и позволить ей делать с ним всё, что она пожелает. Он проснулся с намерением не сдаваться и вспомнить все причины того, что быть половинкой пары с Ханной не в его силах. Они почти выбрались из этого визита невредимыми. Ханна, самое главное. Осталось меньше недели, и большую её часть он будет на рыбалке. Если дать ей ложную надежду сейчас, это может привести к тому, что ей будет больно и он предпочёл бы привязать к ноге якорь и прыгнуть за борт.
Однако его решимость уже ослабевала.
Мысли “что-если” возникали всё чаще и чаще.
В затылке Фокса всё ещё звучал упрямый голос, говоривший ему, что она заслуживает большего, чем какой-то безответственный бродяга, который прыгал по постелям с тех пор, как он учился в школе. Но он становился всё более и более подавленным перед лицом её… преданности ему. Так вот что это было? Все его карты были на столе. Прошлой ночью он снял слой кожи и обнажил себя. И всё же она сидела здесь, не шевелясь. Просто была рядом. Прямо рядом с ним. Постоянно. И он начинал понимать, что обязательства уже действуют в обе стороны. Он сформировал их задолго до этого. Для Ханны, не так ли? Где-то по пути он начал думать о Ханне как о
И как только он признался себе в этом, он… сжёг ещё один блин. Но самое главное, чувство, что она принадлежит ему — что они