Попасться на крючок (ЛП)

Алана, казалось, чувствовала каждую ноту, как будто она знала Генри лично и пережила вместе с ним триумфы и трагедии его песен. Её группа предвосхищала её и подстраивалась на лету, подбадривая её, поддерживая её, пока она плела. Магия. Именно так ощущалось участие в творческом процессе. Будучи одержимой слушательницей музыки, Ханна пользовалась преимуществами такого рода изобретательности с тех пор, как себя помнила, скрываясь в мирах, вращающихся в её наушниках, но она всегда воспринимала это как должное. Она не могла представить, что когда-нибудь снова будет так делать.

Они заказали обед в студию, члены группы рассказывали Ханне и Фоксу истории с дороги. По крайней мере, пока они не узнали, что Фокс — рыбак, ловящий королевского краба, и тогда им нужны были только его истории. И он их рассказывал. Проводя большим пальцем вверх и вниз по позвоночнику Ханны, он рассказывал о опасных инцидентах, о самой страшной буре, которую он когда-либо видел, и о розыгрышах, которые команда устраивала друг другу.

В следующем дубле вокал Аланы стал ещё более ароматным. Ханна и Фокс наблюдали за этим из-за кабинки, его рука легла на её плечи и притянула её ближе. Он выполнил это действие, словно проверяя его, проверяя их обоих, а затем уголок его рта приподнялся, и его хватка стала более уверенной.

— Твои истории сделали это, — сказала Ханна, кивнув Алане, а затем подняла взгляд на Фокса, чтобы увидеть, что он снова смотрит на неё. — Ты слышишь нотки опасности в её голосе? Ты вдохновил её. Песня стала богаче благодаря тебе.

Фокс ошеломлённо смотрел на неё, а затем медленно приблизился и поцеловал её в губы. Прижавшись друг к другу боками, они позволили музыке омыть их.

Ханна хотела остаться и послушать, как они записывают всё демо, но Фокс должен был уехать утром, поэтому они попрощались, обнявшись, пожелав удачи в турне и пообещав, что на следующий день Ханна получит файлы цифровой записи. Она не осознавала, что её пальцы переплелись с пальцами Фокса, пока они не оказались на полпути к его машине. В небе над головой начали сгущаться тучи, как это обычно бывает в Сиэтле, прохожие на тротуарах несли зонтики, готовясь к влаге, собирающейся в атмосфере.

Их предыдущий разговор вспомнился ей со всей отчётливостью, а задумчивое выражение лица Фокса говорило о том, что он тоже об этом думает. Продолжат ли они разговор с того места, где остановились?

Сомнительно. Он притворится, что этого не было. Как сегодня утром, когда он попытался скрыть серьёзность предыдущего вечера, приготовив блинчики и поприветствовав её так непринуждённо.

Фокс нажал кнопку на брелке, чтобы отпереть дверь машины, и открыл Ханне пассажирскую сторону. Прежде чем она успела отпустить его руку и забраться внутрь, он придержал её, удерживая в вертикальном положении.

— Если ты не против объезда…, - сказал он, накручивая один из её локонов на пальцы и заправляя его за ухо. — Есть одно место, куда я хочу тебя отвезти.

Его лицо было так близко, его глаза такие захватывающе голубые, её тело так настроено на его размер, тепло и мужской запах, что, если бы он попросил её плыть с ним в Россию, она бы поклялась попробовать, как в колледже. — Хорошо, — пробормотала она, доверяя ему на сто процентов. — Поехали.

Глава 20

Фокс всегда гордился тем, что ничего не воспринимает всерьёз.

Память о его неудачном переосмыслении горела в центре его груди, как тавро, поэтому он потратил годы на то, чтобы удвоить свои силы, склоняясь к личности, которая, возможно, обжигала его ещё сильнее, но, по крайней мере, он мог быть хорош в этом. Это было то, чего все ожидали, и больше не было никаких болезненных сюрпризов.

А теперь он собирался широко раскрыться, подвергнуть себя всевозможным последствиям, которые он не мог контролировать. Потому что он был влюблён в Ханну. Глупая, горячая, пульсирующая любовь, которая наполнила его грудь и пульсировала в кончиках пальцев. Он начал спотыкаться прошлым летом, а теперь? Теперь он лежал на заднице, а вокруг его головы кружили канарейки.

Он любил её юмор, её упорство и храбрость, то, как она защищала людей, которых любила, словно солдат в бою. Он любил то, что она не уклонялась от сложных тем, даже если они пугали его в тот момент. Её железная воля, то, как она закрывала глаза и произносила слова песен, словно они крестили её. Её лицо, её тело, её запах. Она проникла в него, стала его частью, прежде чем он понял, что происходит, и теперь…

Он не хотел её выпускать. Он хотел остаться запертым в её доброте.

И, Боже правый, он мог бы с таким же успехом ходить по натянутому канату через Большой Каньон. По его опыту, единственное, к чему приводит выход за пределы своих возможностей, — это неудача. Он получал пощёчину и возвращался к началу. Но когда они сидели в студии звукозаписи, Ханна прижималась к нему, как будто принадлежала ему — это было так чертовски приятно — он снова начал задаваться вопросом… что если. Что если.