Пополам

– Да, думала, – улыбнулась Эмма так, что Георгий рассердился на себя за вспышку гнева. – Я о тебе часто думаю. – Эмма обняла его и прижалась. Он задохнулся от счастья и той самой нежности, которой ему всегда не хватало. Тактильной. Не на словах, а в прикосновениях. Эмма была тактильной во всем, и это его завораживало. Она непременно трогала за руку собеседника, клала руку на плечо, обнимала. Без всякого подтекста или намека. Для детдомовских непривычно, ненормально, странно. Поэтому и Эмма считалась странной. К ней стремились, а с другой стороны, старались держаться подальше, чтобы не заразиться безумием – страстью к прикосновениям, всегда дружеским поцелуям, нежностям. Все это, возможно, нормально для обычной жизни, но не для детдомовской. Здесь нельзя никого целовать и обнимать. Потому что никому нельзя доверять. Тот, кто обнимает, первым и предаст. Семейная пара, пообещавшая усыновить, больше не появится. Те, кто уже готов был взять под опеку, откажется в последний момент под благовидным предлогом. Поцелуи – это близость. Поэтому Георгий не мог целоваться в губы. Только с Эммой. Больше ни с кем, даже с Аней. Она это приняла и терпела. Он счел, что все нормально.

Когда Георгий подходил к Эмме в коридоре, она уводила его на улицу, причем всегда разными способами – через черный ход, что было запрещено, вылезая через окно в комнате, что тоже категорически запрещалось.

– Они следят, – твердила Эмма, – не хочу, чтобы про нас знали.

Георгий кивал. За ними действительно все время следили – воспитатели, охранник, врачи. Так что он ценил уединение, пусть и относительное. Хотя бы никто не подслушает, о чем они говорят.

Иногда Эмма становилась замкнутой, апатичной, ее невозможно было растолкать, вернуть к жизни. Она хотела лишь лежать, ни о чем не думать, ничего не делать. А уже через пару дней вела себя как неуправляемый гиперактивный ребенок – бегала, смеялась, лезла на глазах у всех целоваться с Георгием, срывала уроки. Однажды пришла ночью и залезла к Георгию в кровать. Прижалась.

– Я не могу, – выдавил из себя он, хотя знал, что некоторые парни «ходят» к четырнадцатилетним девочкам. Те не были против. Конфеты, шоколадка, печенье. Воспитателям было наплевать, что происходит в палатах по ночам, пока не появлялись «явные проблемы». Под этим подразумевалась беременность. Девочку отправляли на аборт, чистку, как говорили воспитатели, и все опять жили по-старому. Вычищали, выскребали так, что шансов иметь детей не оставалось. Всех все устраивало. Георгий так не хотел, не мог, хотя Эмма прижималась к нему и действовала очень уверенно. Никакого смущения, неловкости, незнания. Это его коробило, оскорбляло. У него еще не было отношений с девушками, никаких. Только разговоры и прогулки с Эммой. Среди ровесников он считался странным, раз не пользуется случаем, но верил, что Эмма такая же, как он. Что ей так же противны отношения, похожие на собачьи свадьбы, случки. Получилось, он ошибался?

Эмма наконец, ничего не добившись, убежала. Георгий пылал от стыда, досады, ужаса, разочарования. Сердце колотилось. На следующий день она делала вид, будто ничего не произошло, а ночью Георгий услышал, как Эмма забирается под одеяло к его однокласснику. Лежал и слушал, как скрипит соседняя койка. Ему было не больно, скорее страшно. Тогда он понял, что женщинам нельзя доверять – сегодня они такие, завтра – другие. Могут в любой момент предать. Эмма, не таясь, не скрываясь, не чувствуя ни малейшей вины перед Георгием, стала встречаться с тем самым одноклассником – Ленькой. Георгий считал его тупым, пошлым и ссыклом. Ленька вечно рассказывал скабрезные анекдоты, хвастался, что может достать любое пойло и сигареты. Подворовывал, но так, помалу, чтобы не спалиться, хотя все знали, что это он. Строил из себя крутого бандита, матерого уголовника. На самом деле был стукачом – всегда всех сдавал воспитателям. За стукачество Ленька получал привилегии – выходить в тихий час за территорию, гулять по корпусу после отбоя, воровать еду у младших. Он был трусом – пресмыкался перед старшими, заискивал. Если ему угрожали, тут же сдавался и начинал лебезить. Георгий считал Леньку идиотом, у которого в мозгу имелись всего две извилины – одна отвечала за жратву и бухло, другая – за потрахаться.

Георгий, увидев Эмму с Ленькой, почувствовал себя грязным, будто обеими ногами наступил в говно. Его Эмма встречалась с Ленькой. Как после этого к ней подходить? Ведь с Ленькой даже дружить считалось западло. Да, Георгий одергивал себя – они не на зоне, где существует жесткое разделение на тех, с кем можно общаться, разговаривать, а к кому не следует даже приближаться. Но они жили в детском доме, не на зоне. Георгий лишь хотел защитить Эмму, которую продолжал любить, от Леньки.

От переживаний Георгий попал в лазарет. За неделю похудел на пять килограммов, кровь шла носом каждый день. И в лазарете он случайно подслушал разговор врача и главной воспитательницы. Речь шла об Эмме.