Пополам

Георгий купил билет в обычный вагон, отключив рыдающую секретаршу, которая морально готовилась к увольнению за профнепригодность. Стоял на перроне и думал, сколько должно пройти времени, чтобы забыть эти электрички, в которых провел бо́льшую часть своей жизни. Сейчас он успешный, хорошо зарабатывающий мужчина, а жизнь снова отправила его на вокзал. Да, уже изменившийся, современный. Но эта электричка каким-то чудом осталась, вынырнула из его молодости, и он опять стоит, ждет, считает время – приедет вовремя или опоздает? Новые поезда двигались по расписанию, ни минуты задержки, но старой электричке расписания были не указ. Она и прибывала на отдельную платформу – самую дальнюю, еще не отремонтированную. Но на той платформе можно было курить. Георгий сначала не понял, в чем отличие платформы от остальных, и только потом заметил – все курят не стесняясь. Затягиваются спокойно, не опасаясь, что одернут, запретят. Здесь остались старые громоздкие, поставленные на вечность, урны, усыпанные бычками. Здесь было спокойнее, что ли, не так суетливо, не так нервно. Никто никуда не бежал. Ждали со смирением, покорностью. Приедет, когда приедет. Зачем нервничать? Если опаздываешь, слишком деловой, каждая минута имеет значение, то тебе не сюда, на другой путь, в другой поезд. Там все спешат, нервничают, знают, где нужно встать, чтобы оказаться напротив входа в вагон. До сантиметра все рассчитано. Там не пахнет простой едой – в бизнес-классе раскладывают на столах салфетки и приборы. Еду подают, как в ресторане, по меню. Здесь же про другое. Доехать – и на том спасибо. Но можно курить в тамбуре. То есть нельзя, конечно, но все курят. Даже те, кто давно бросил. Вдруг невыносимо хочется затянуться, а потом выбросить бычок в привинченную к стене пепельницу – железную, надежную, кажется, бездонную.

Поезд все не прибывал. Георгий стоял на перроне и вглядывался: едет – не едет. Рядом курил мужик – одну за одной.

– Всегда опаздывает, – сообщил он. – Хочешь? – предложил сигарету.

– Спасибо, – поблагодарил Георгий. Он не курил со студенческих лет, но именно сейчас этого захотелось отчаянно. Сигарета была такой же ужасной, как в молодости, но он затянулся с удовольствием и кивнул в знак благодарности. Мужик улыбнулся: мол, понимаю.

Курили молча. Рядом металась женщина с сумками:

– Когда приедет? Почему задерживается? Может, случилось что? Сегодня уедем? – спрашивала она у всех сразу и у самой себя. – У меня ж мясо, парное, купила на рынке. Как бы не спрело. Если спреет, только на варку, – причитала она. – Еще бы масло довезти. Потекет ведь. Оно ж домашнее. Внучка́ обещали привезти, два месяца не видела, поехала скупиться, и вот чего. Мясо спреет, масло потекет. Как же я внучку-то котлетки накручу? Приедет-то поезд, а? Довезу?

– Довезете, не волнуйтесь, – буркнул мужик.

– Да? – сначала испугалась неожиданному собеседнику, а потом обрадовалась женщина. – Довезу?

– Точно вам говорю, – пообещал мужик. – Каждый день ездю тут, все довозят. Вы ж тут на местном рынке скупались? Так и ничего вашему мясу не станется. Масло не потекет, подтает только маленько. Но вы его дома сразу в морозилку киньте – и все.

– Да, в морозилку, – повторила женщина и успокоилась, расслабилась. Ей нужно было услышать от кого-то, что все будет хорошо. Мужчина подмигнул Георгию: мол, бабы, что с них взять. Кипешат на ровном месте. Разводят истерику почем зря. Надо бы помочь, успокоить.

– Довезете, конечно, – подыграл мужику Георгий. – Сейчас уже приедет, объявляли.

– Да? А я не услышала! Как же так? Но если объявляли, тогда да, приедет, – тут же поверила женщина. А как не поверишь, если мясо для внучка довезти надо во что бы то ни стало. Это ж важнее всего на свете. – Ох, мальчики. Пирожков хотите? Напекла с утра, с капусткой и яйцом, а невестка сказала, что такие не любит. Вот назад везу. Не выбрасывать ведь. Как выбросить? И отдать некому. Я говорила невестке – угости соседку, но у них так не принято. А почему не принято? Что такого? Почему не любит-то? Ну, сказала бы, с чем любит – с яблоком или мясом, – я б спекла. Мне ж не сложно. Или бы из вежливости откусила. Они ж вкусные. Так сразу – не люблю, и все. Я ж думала сыну да внучку́ оставить, сын-то мои пирожки очень любит, но я ж не буду между ним и невесткой встревать. Из-за пирожков-то… Скажет, мать совсем уже. Я ж как лучше хотела. А ей все не так. Невестка у меня с тестом не умеет, да и с готовкой не очень. Так я молчу, не вмешиваюсь, не советую, – опять запричитала женщина, вспомнив обиду на невестку.

– Давайте ваши пирожки, – согласился мужик.