Вскоре от непрерывной ходьбы у полковника Кошкарта заболели ноги. Он снова уселся за стол и решил оценить боевую обстановку не спеша, систематически и углубленно. С сосредоточенным видом человека, который знает, как делаются серьезные дела, он отыскал карандаш, подвинул к себе большой блок вставленной в рамку белой промокательной бумаги, разделил верхний лист напополам прямой вертикальной линией и перечеркнул ее вверху горизонтальной, так что получилось две колонки одинаковой ширины. Потом немного передохнул, критически рассматривая свое творение. А потом принагнулся вперед и над левой колонкой вывел витиевато-неразборчивую надпись — «Кости в горле!!!». Над правой колонкой он написал: «Лакомые дары судьбы!!!» — и, откинувшись в кресле, восхищенно оглядел плоды своего труда объективным взглядом, со стороны. Несколько секунд у него заняли дальнейшие раздумья, а потом он тщательно послюнил карандаш и, делая передышку после каждой записи, начал заполнять левую колонку, чтобы подсчитать застрявшие у него в горле кости:
«Феррара;
Болонья (перемещенная на карте линия фронта — при осаде);
Тир для стрельбы по тарелочкам;
Голый человек в парадном строю (после Авиньона)».
Немного подумав, он приписал:
«Отравление пищи (Болонья, при осаде)».
И после дополнительных размышлений добавил:
«Оханье (эпидемия перед полетом на Авиньон — при инструктаже)».
А потом добавил еще:
«Капеллан (постоянно околачивается вечерами в офицерском клубе)».
Не желая предвзято судить о капеллане, хотя тот и вызывал у него раздражение, он вписал в правую колонку, где должны были значиться лакомые дары судьбы:
«Капеллан (постоянно околачивался вечерами в офицерском клубе)».
Капеллан, таким образом, сам себя нейтрализовал. Рядом с пунктами «Феррара» и «Голый человек в парадном строю (после Авиньона)» полковник Кошкарт написал:
«Йоссариан!»
А рядом с пунктами «Болонья (перемещенная на карте линия фронта — при осаде)», «Отравление пищи (Болонья, при осаде)» и «Оханье (эпидемия перед полетом на Авиньон — при инструктаже)» уверенно и четко вывел: «?» Это означало, что ему следует немедленно начать расследование, не замешан ли тут Йоссариан.
Внезапно у него задрожали руки, так, что писать он больше не мог. Ему стало невыносимо страшно; липкий от испарины и словно бы распираемый изнутри от страха, он вскочил на ноги и бросился к открытому окну, чтобы глотнуть свежего воздуха. Увидев под окном тир для стрельбы по тарелочкам, он страдальчески вскрикнул, стремительно повернулся к окну спиной и начал обшаривать лихорадочным взглядом стены комнаты, как если бы они кишели Йоссарианами.