Поправка-22

Йоссариан лежал, закрыв глаза, и притворялся мертвым, пока дежурный его не зарегистрировал; тот пошуршал какими-то бумажками, и через несколько минут Йоссариана ввезли в душную комнату с яркими лампами под потолком — он по-прежнему не открывал глаза, но понял, что лампы светят сверху, — в этой комнате запах формалина и алкоголя чувствовался еще сильней. Пряная вонь — тут еще и с примесью эфира — приятно пьянила его. Послышалось приглушенное звяканье стаканов. Йоссариан с тайным удовольствием слушал хриплое дыхание врачей. Ему нравилось, что они не знают о его притворстве и он может слушать их разговоры. Все это казалось ему глуповато-смешным, но вдруг один из врачей сказал:

— Думаешь, стоит возвращать его к жизни? Они ведь, похоже, нам этого не простят.

— Давай-ка сделаем ему операцию, — предложил второй. — Вскроем его, чтоб уж разобраться с ним раз и навсегда. Он вечно жалуется на свою печень. Да она у него и правда какая-то слишком маленькая на рентгеновском снимке.

— Это поджелудочная железа, охламон. А печень вот здесь.

— Ничего подобного. Это сердце. Я уверен, что правильно определил, где печень. А впрочем, сейчас мы его вскроем и все выясним. Как ты думаешь, руки вымыть надо?

— Я сам вас обоих сейчас вскрою, — открыв глаза и пытаясь сесть, сказал Йоссариан.

— Опять этот сельский округ голосует, — раздраженно сказал один из врачей. — Как бы нам заставить его умолкнуть?

— Мы можем дать ему общий наркоз. Вон стоит эфир.

— Я сам сейчас устрою вам обоим общий наркоз, — сказал Йоссариан.

— Правильно, надо дать ему общий. Он отключится, и мы сможем делать с ним все, что нам нужно.

Они отключили Йоссариана, дав ему общий наркоз. Он проснулся в одноместной палате, мучимый жаждой и запахом эфира. Возле его кровати спокойно сидел на стуле подполковник Корн в мешковатой шерстяной рубахе защитного цвета и мятых брюках. На буром, поросшем щетиной лице у него застыла, будто приклеенная, равнодушно льстивая улыбка, и толстыми ладонями он любовно поглаживал свой шишковатый, глянцево лысый череп. Когда Йоссариан открыл глаза, он, посмеиваясь, наклонился к нему и приветливо сказал, что их сделка остается в силе — если он, конечно, не умрет. Йоссариана вырвало, а подполковник Корн, вскочив при первых рвотных спазмах на ноги, с омерзением удрал, и Йоссариан, снова проваливаясь в душное забытье, подумал, что худа без добра действительно не бывает. Потом чья-то рука с жесткими, как клещи, пальцами грубо растолкала его, и, открыв глаза, он увидел странного человека с угрюмым лицом, который округлил губы в зловещей усмешке и угрожающе рыкнул:

— Твой приятель попался, парень. Как миленький попался.

Йоссариан похолодел и потерял сознание, а придя в себя, задрожал от холодной испарины и спросил у капеллана, в которого превратился подполковник Корн:

— Кто мой приятель?

— Может быть, я? — предположил капеллан.

Но Йоссариан не услышал его слов и закрыл глаза. Кто-то дал ему напиться и вышел на цыпочках за дверь. Йоссариан уснул и, проснувшись, прекрасно себя чувствовал, пока не повернул голову, чтобы улыбнуться капеллану, а увидел вместо него Аафрея. Хихикнув, Аафрей спросил его, как он себя чувствует, и ему стало тошно, лицо у него страдальчески искривилось, и он болезненно застонал, но все же поинтересовался, почему Аафрей не в тюрьме, чем очень того озадачил. Йоссариан закрыл глаза, чтобы Аафрей сгинул. Когда он их открыл, на месте Аафрея сидел капеллан. Увидев его радостную улыбку, Йоссариан от всей души расхохотался и весело спросил, чему это он так радуется.

— Я радуюсь за вас, — искрясь чистосердечным счастьем, ответил ему капеллан. — Мне сказали в штабе полка, что вы тяжело ранены и что, если вам удастся выкарабкаться, вас отправят домой. Подполковник Корн опасался за вашу жизнь. Но здесь я узнал от какого-то врача, что рана у вас легкая и вы, возможно, через день-другой выпишетесь. Неплохо, верно?

— Да просто хорошо! — выслушав капеллана с огромным облегчением, воскликнул Йоссариан.

— Да, — сказал смущенно раскрасневшийся от бескорыстной радости капеллан, — да, это хорошо.

Йоссариану сразу вспомнилась их первая встреча, и он снова расхохотался, а потом сказал:

— Мы ведь первый раз встретились с вами в госпитале, помните? И вот я опять оказался в госпитале. Что-то мы последнее время только в госпитале и видимся. Где это вы пропадаете?

— Я теперь много молюсь, — неловко пожав плечами, признался капеллан. — И редко выхожу из своей палатки. Правда, молюсь я, только когда сержант Уиткум куда-нибудь уезжает — мне не хотелось бы, чтоб он застал меня за молитвой.

— И хорошо вам от этого?

— Молитва помогает избавиться от тяжелых мыслей, — снова пожав плечами, ответил капеллан. — Ну, и дает какое-то занятие.

— Так это же хорошо!

— Да-да, — с воодушевлением подхватил капеллан, как будто Йоссариан неожиданно открыл ему удивительную истину, — да, это, наверно, хорошо! — Он порывисто пригнулся вперед и с неуклюжей заботливостью спросил: — Йоссариан, может, вам что-нибудь нужно, пока вы здесь лежите, может, я что-нибудь могу вам принести?