Поправка-22

Йоссариан ехидно расхохотался, а майор Дэнби, все еще красный от негодования, облегченно откинулся на спинку стула, как бы предполагая, что, добившись перелома в настроении Йоссариана, сумеет отыскать и выход из опасного тупика. Йоссариан смотрел на него с презрительной жалостью. Он сел, прислонился к спинке койки и, закурив сигарету, сочувственно разглядывал со снисходительной полуулыбкой затаившийся в глазах майора Дэнби ужас, который охватил того – и, по-видимому, навеки, – когда генерал Дридл приказал вывести его перед бомбардировкой Авиньона из инструктажной и расстрелять. Морщины страха, словно темные шрамы, навсегда взрезали ему лицо, и Йоссариану было немного жалко этого немолодого, деликатного, совестливого идеалиста – так же, как многих других людей с безобидными прегрешениями и несерьезными бедами.

– Послушайте, Дэнби, – благожелательно сказал он, – как вы можете работать с кошкартами и корнами? Неужели вас от них не мутит?

– Я работаю для блага родины, – искренне удивившись вопросу, будто ответ на него был самоочевиден, сказал майор Дэнби. – Полковник Кошкарт и подполковник Корн мои командиры, и, только выполняя их приказы, я могу приблизить победу над врагом. Ну а кроме того, – негромко добавил он и смущенно опустил взгляд, – я и вообще-то покладистый человек.

– Да ведь мы уже фактически победили, – по-прежнему без всякой враждебности сказал Йоссариан, – и теперь, выполняя их приказы, вы же работаете только на них.

– Я стараюсь об этом не думать, – откровенно признался майор Дэнби. – Мне важна главная цель, а их преуспеяние меня не волнует. Я стараюсь убедить себя, что они просто не имеют значения.

– А у меня так не получается, – раздумчиво и дружелюбно сказал Йоссариан. – Я, может, и хотел бы жить, как вы, но стоит мне увидеть, что к идеалу присосались типы вроде Долбинга с Шайскопфом или Кошкарта с Корном, и он для меня сразу тускнеет.

– Не стоит обращать на них внимания, – с настойчивой симпатией посоветовал ему майор Дэнби. – И уж во всяком случае, нельзя пересматривать из-за них свою систему ценностей. Идеалы всегда прекрасны, а люди – далеко не всегда. Надо уметь возвыситься над мелочами, чтобы видеть главное.

– Куда бы я ни посмотрел, мне везде видна лишь погоня за наживой, – скептически покачав головой, сказал Йоссариан. – Где они, ваши горние высоты, ангелы и святые? А людям все равно: им любой благородный порыв, любая трагедия – только средства для наживы.

– Старайтесь об этом не думать, – упорно увещевал его майор Дэнби. – И уж во всяком случае, пусть это вас не угнетает.

– Да это-то меня и не угнетает. Меня угнетает, что я в их глазах глупый простофиля. Себя они считают мудрыми ловкачами, а всех остальных – убогими дураками. И знаете, Дэнби, сейчас мне вдруг первый раз стало ясно, что они, возможно, правы.

– Старайтесь не думать и об этом, – упрямо стоял на своем майор Дэнби. – Старайтесь думать только о процветании родины и человеческом достоинстве.

– Оно конечно.

– Я серьезно, Йоссариан. Это вам не Первая мировая война. Вы должны помнить, что мы воюем с агрессорами, которые всех нас уничтожат, если сумеют победить.

– Я помню! – отрубил Йоссариан, чувствуя, что в нем опять подымается волна сварливой враждебности. – А вы-то помните, что мне дали медаль, которую я честно заслужил, хотя Кошкарт с Корном наградили меня из своих шкурных соображений? Я семьдесят раз летал на бомбардировку, будь она проклята! И нечего мне толковать про спасение родины! Я долго дрался, чтоб ее спасти. А теперь намерен драться за спасение собственной жизни. Теперь не родине – теперь моей жизни угрожает смертельная опасность.

– Но война ведь еще не кончилась. Немцы подступили к Антверпену.

– Немцев разобьют через пару месяцев. А потом, еще через пару месяцев, разобьют и японцев. Так что если я пожертвую сейчас жизнью, то не ради родины, а ради Кошкарта с Корном. Хватит, пусть посидят у моего бомбового прицела другие. Отныне я буду думать только о себе!

– Послушайте, Йоссариан, – снисходительно и свысока улыбаясь, проговорил майор Дэнби, – а что, если бы каждый начал так рассуждать?

– Ну, тогда-то я был бы просто полным кретином, если б рассуждал иначе, разве нет? – Йоссариан сел попрямее и ухмыльнулся. – Вы знаете, у меня такое ощущение, что я уже с кем-то вел похожий разговор. Я сейчас чувствую себя вроде капеллана, которому часто чудится, что у него в жизни все повторяется дважды.

– Капеллан пытается убедить их, чтоб они отправили вас домой.

– Где уж ему!

– Н-да… – Майор Дэнби вздохнул и с опечаленным разочарованием покачал головой. – А он опасается, что повлиял на ваше решение.

– Куда ему! Кстати, знаете, что я могу сделать? Мне ничего не стоит укорениться на койке в госпитале до конца войны, чтобы вести растительную, так сказать, жизнь. Я буду лежать тут на боку вроде пузатой тыквы, а решения пусть принимают другие.

– Вам все равно придется принимать решения, – возразил майор Дэнби. – Человек не может вести растительную жизнь.

– Это почему?

Но глаза у майора Дэнби вдруг засветились мечтательной завистью.