Поправка курса

— Совершенно, — подтвердил я. — И, между нами, не успел приехать, как завел пассию, итальянскую вдовушку двадцати пяти лет. Графиню.

— Значит, действительно выздоровел, — подытожил Ленин.

На этом ужин завершился. Я проводил супружескую чету до экипажа и, вручив кучеру два франка, велел отвести господ, куда они велят.

Что ж, с Женевой — всё. Ленин обеспечен деньгами и работой, это второе. Надежда Константиновна выпила три рюмки ликера — это первое. Ликер был не простой. Нет, он не вызовет полной перестройки организма, как в случае Чехова. Да и нет в том нужды — в полной перестройке. Но оздоровить — оздоровит. За месяц-другой ликвидирует базедову болезнь, которая только-только делает первые шаги. Сбросит усталость последних лет. Придаст бодрости и сил.

А ума у неё и без того довольно.

Глава 11

15 июня, вторник

Ялта.

Возвращаясь в Россию, возвращаешься в прошлое. Буквально.

Из Берлина я выехал двадцать второго июня, задержался в Москве, потом приехал в Севастополь, оттуда — в Ялту, глянь — а на календаре-то пятнадцатое! Сколько, оказывается, времени в запасе! Сколько можно успеть, наверстать, догнать и даже перегнать! Нет, правильно, что Россия придерживается юлианского календаря. Для нашей натуры очень полезно. Плетёмся в двух неделях за Европой, зато можем учесть её ошибки и не вступать туда, куда вступать не нужно.

Эх, если бы и в самом деле так!

Вроде бы и учитываем, но всё равно вступаем. В это самое. И когда Европа из этого самого уже выступит и пойдет отмывать сапоги в каком-нибудь океане, мы всё ещё там, в этом: долг перед союзниками, долг перед союзниками…

С такими союзниками и врагов не нужно!

Но мне-то что? Я здесь по воле Шефа, а он ни разу не русский. Иногда представляется немцем, но, думаю, он из шумер. Нет, из пра-шумер, о которых никто ничего не знает, но которые несомненно были.

По воле-то по воле, но никаких конкретных заданий Шеф мне не ставит. Мол, убей Николая, или, напротив, спаси царя — такого нет. Просто бросает жука в муравейник, и смотрит, что из этого получится. Наградив того жука определенными возможностями в виде артефактов и способностей. Не слишком большими, нет. Земную ось не сдвину, луну с неба не достану.

В открытое окно вплывал аромат роз, подтверждая, что я дома. В Доме Роз. В Ялте.

И доктор Альтшуллер тому лишнее доказательство.

Мы рассматриваем рентгеновский снимок. Фотографию в икс-лучах. Да, начала работать моя установка. Моя — в смысле принадлежит мне. Аппарата фирмы Сименс, три тысячи рублей, плюс доставка, установка и переоборудование флигеля — ещё расходы. А, главное, рентгенотехник, или, как сейчас его называют, аппаратмастер Ганс Клюге, немец на жаловании. Двести пятьдесят рубликов ежемесячно! Плюс кров и стол.

Но он этих расходов стоит. Сложная у него работа. Содержать аппарат в исправности. Готовить ex tempore фотопластины особой чувствительности. Беседовать с обследуемым. Проводить собственно съёмку в икс-лучах. Восстанавливать серебро и готовить новую фотоэмульсию. И всё — строго по регламенту. Выдерживая время, температуру, напряжение и всё остальное.

Справляется.

И да, у него модифицированное поведение. Он дал согласие на модификацию, за что дополнительно получает двадцать пять рублей ежемесячно. И приятно, и выгодно, и год пройдет — не заметишь.

Но в результате стоимость обследования оказывается изрядной. Только человеку со средствами по силам.

А мне такие и нужны. Со средствами.

Альтшуллер пришел разобраться с лучеграфией — так называют рентгенограмму здесь и сейчас.

— Нет, Исаак Наумович, это не бугорчатка. Смотрите на характер теней здесь, здесь и вот здесь. Печально, но это рак легких.

Альтшуллер вздохнул.

— Я тоже подозревал рак. Но была надежда… — он посмотрел на меня внимательно. — Неужели ничего нельзя сделать?

— С лучеграфией? А что с ней можно сделать? Заретушировать?

— Нет, с болезнью.

— Ну, Исаак Наумович, и вопросы же вы задаёте.

— Но ведь у Антона Павловича не только туберкулез исчез, исчезли и сопутствующие болезни. Близорукость, например. Что, если и рак?

— Возможно. Возможно, и рак. Во всяком случае, лондонский коллега пишет, что его пациент выздоровел, правда, там имел место рак желудка.

— Конан Дойль?

— Сэр Конан Дойль. Он пожалован в рыцари, наш английский доктор и писатель. И, думаю, не за Шерлока Холмса.

— Вот видите: англичане лечат рак!

— У англичан, вернее, у Британской Короны фактическая монополия на препарат. Они доминируют в Африке, особенно в Южной Африке. Отчего бы и не поэкспериментировать?

— А у нас?

— А у нас есть русский квас, дорогой доктор. Если удастся разводить грибы здесь, тогда… Но это дело не месяцев, а лет. А пока…

— Но неужели нельзя изыскать возможность?

— Изыскать? Для кого?

— Для больного, — Исаак Наумович показал на лучеграфию. — Для этого больного.

— А, собственно, кто он такой, этот больной?

— Рабушинский.

— Павел Павлович Рабушинский?

— Именно. Талантливый молодой человек, ему жить да жить!

— Миллионщик Павел Павлович Рабушниский?

— Ну, это преувеличение. А хоть и миллионщик, что с того? Разве это важно?