Поправки

Джим Кролиус подошел к мольберту и перевернул верхнюю страницу. Вторая страница была озаглавлена: КОГДА КЛИМАТ МЕНЯЕТСЯ. Перечисленные ниже категории – фонды, облигации, обыкновенные акции – исторгли у первых рядов дружный вздох, которого, как показалось Инид, скудная информация отнюдь не заслуживала. На миг ей почудилось, будто Джим Кролиус проводит тот самый «экспертный анализ рынка», на который ее брокер в Сент-Джуде советовал ей никогда и ни в коем случае не обращать внимания. Если не принимать в расчет незначительную горизонтальную тягу ветра при низкой скорости, сила тяжести придает падающему предмету (представьте себе падение ценности) ускорение 32 фута в секунду, поскольку же ускорение есть производная второго порядка от преодоленного расстояния, специалист, зная расстояние, которое объект уже пролетел (около 30 футов), может без труда вычислить его скорость (42 фута в секунду) в тот миг, когда он пролетал мимо окна высотой в 8 футов, и, приняв длину предмета за шесть футов (чтобы не усложнять, скорость в этот момент будем считать постоянной), получит результат: объект был полностью или частично виден в окно в течение четырех десятых секунды. Четыре десятых секунды – такая малость! Если вы смотрели в сторону, мысленно подсчитывая примерное количество часов, оставшихся до казни юного убийцы, ваш взгляд успеет зарегистрировать лишь какой-то темный, пронесшийся мимо предмет. Но если вы смотрите прямо в окно, ощущая при этом душевное спокойствие, какого давно уже не знали, четырех десятых секунды с избытком хватит, чтобы признать в падающем предмете супруга, с которым прожито сорок семь лет, отметить, что он вновь напялил ужасный черный плащ, давно потерявший вид, – его ни в коем случае не следовало надевать в общественных местах, но он назло упаковал его в чемодан, назло таскал повсюду с собой; и вы успеете не только осознать, что произошло нечто ужасное, но даже ощутить свою чуждость этому событию, словно стали свидетелем того, чего человеку видеть не предназначено, как не следует ему видеть столкновение метеорита с Землей или совокупление китов, вы успеете даже разглядеть лицо своего мужа, просиявшее юной красотой, удивительным блаженством, – кто бы мог подумать, что этот неистовый человек ощутит благодать в секунды падения?

Он вспоминал вечера, когда сидел наверху с первым своим сыном, или с обоими, или обняв одной рукой дочку. Влажные, пахнущие шампунем головы крепко прижимались к его груди, а он читал им вслух «Черного Красавчика» или «Хроники Нарнии». Его голос, звучный, насыщенный, нагонял на детей дремоту. Бывали такие вечера, сотни, быть может тысячи, когда семья, это атомное ядро, не испытывала потрясений, способных ее расколоть. Вечера простой и уютной близости в том синем кожаном кресле, сладостные вечера сомнения, разделявшие ночи никчемной реальности. Теперь они вернулись к Альфреду, давно забытые противоядия, ибо, когда человек падает в море, единственное, за что он может ухватиться, – это его дети.

«Генератор»

Робин Пассафаро выросла в семье филадельфийских смутьянов и истинно верующих. Ее дед и дядья, Джимми и Джонни, состояли в Старом профсоюзе водителей грузовиков;[60] дед, Фазио, был вице-президентом при главном боссе Фрэнке Фицсиммонсе, заправлял крупнейшим отделением в Филадельфии и в течение двадцати лет присваивал взносы 3200 его членов. Фазио пережил два приговора за рэкет, инфаркт, ларингэктомию и девять месяцев химиотерапии, под старость перебрался в Си-Айл-Сити на побережье Джерси и по сей день каждое утро ковылял на пирс и ставил на крабов ловушки с приманкой из сырой курятины.

Дядюшка Джонни, старший из сыновей Фазио, жил на доходишки от инвалидности («хроническая и острая боль в пояснице» – констатировали страховые претензии), от сезонных малярных работ (только наличные) и за счет умения или везения заключать дневные сделки в режиме онлайн.[61] Жил Джонни с женой и младшей дочерью в одноквартирном коттедже возле Стадиона ветеранов; домик расширяли и достраивали, пока он не занял весь небольшой участок, от ворот до задней границы, а садик с клочком искусственного газона разместили на крыше.

Дядя Джимми («малыш Джимми»), человек холостой, заведовал архивом профсоюза: в эпоху надежд Международное братство водителей грузовиков возвело в промышленной зоне на берегу Делавэра бетонный мавзолей, однако с тех пор всего лишь три (3) верных водителя выразили желание упокоиться в трех из тысячи огнеупорных склепов, а потому усыпальницу превратили в хранилище корпоративной и юридической документации. В здешнем АН[62] Джимми знали все: надо же, чувак ухитрился подсесть на метадон, даже не отведав героина!