Поправки

Инид не почувствовала ни малейшего смущения, ну вот ни капельки, когда загудела сирена и «Гуннар Мирдал» содрогнулся всем корпусом, давая обратный ход, а Сильвия Рот потащила ее сквозь толпу, запрудившую зал «Пеппи – Длинный чулок», восклицая: «Пропустите, это его жена!» Не смутилась Инид и при виде доктора Хиббарда, который, стоя на коленях, изящными хирургическими ножничками разрезал на ее муже мокрую одежду. И когда заместительница координатора круиза, помогавшая Инид собирать чемоданы, обнаружила в ведерке для льда использованный памперс, и на суше, когда Альфред поносил медсестер и санитаров, и даже когда на экране телевизора в больничной палате, где она дежурила при Альфреде, всплыло лицо Келли Уизерса и Инид припомнила, что не сказала Сильвии ни слова ободрения в канун казни, – даже тогда она не испытывала стыда.

В распрекрасном настроении она вернулась домой, позвонила Гари и призналась, что не выслала в адрес «Аксона» заверенное у нотариуса лицензионное соглашение, а припрятала его в шкафчике в бельевой. Гари сообщил матери печальную новость: по-видимому, придется довольствоваться пятью тысячами. Инид спустилась в подвал поискать заверенное соглашение и не нашла его в тайнике. Нисколько не смутившись, позвонила в Швенксвиль и попросила представителя «Аксона» выслать дубликаты договора. При виде дубликатов Альфред несколько удивился, но Инид пожала плечами – бывает, дескать, бумаги пропадают на почте. Снова обратились к нотариусу Дейву Шумперту, и все у Инид было в порядке, пока не кончились таблетки аслана, и вот тогда она чуть не умерла от стыда.

Стыд с неистовой силой пригибал ее к земле. Теперь казалось ужасным – а всего неделю назад это был сущий пустяк, – что тысяча веселых пассажиров «Гуннара Мирдала» обратила внимание на ее с Альфредом странности. Все участники круиза знали, что высадка на исторический мыс Гаспе откладывается, а экскурсия на живописный остров Бонавентуры вовсе отменяется, потому что припадочный старик в кошмарном плаще залез, куда лазить не полагается, потому что его жена эгоистически услаждала себя лекцией об инвестициях, потому что она приняла наркотик, такой гадкий, что ни один врач в Америке не выписал бы на него рецепт, потому что она не верила в Бога и не чтила закон, потому что она ужасно, немыслимо отличалась от нормальных людей.

Ночь за ночью она лежала без сна, терзаясь стыдом и думая о золотистых таблетках. Ей было совестно, что она так пристрастилась к лекарству, но она знала: только этот Лев принесет ей облегчение.

В начале ноября она отвезла Альфреда в медицинский центр «Корпорейт вудз» на полагавшийся раз в два месяца неврологический осмотр. Дениз записала Альфреда на вторую стадию испытаний «Коректолла» и теперь спрашивала, не обнаруживаются ли у отца признаки деменции. Инид во время частной беседы переадресовала вопрос доктору Хеджпету, и Хеджпет ответил, что периодические расстройства сознания указывают на легкую форму болезни Альцгеймера или деменцию, вызванную тельцами Леви. Инид перебила врача и спросила, не происходят ли галлюцинации от лекарств, повышающих уровень допамина. Такую вероятность Хеджпет допускал. Чтобы исключить немедикаментозную деменцию, он предложил поместить Альфреда на десять дней в больницу и сделать перерыв в приеме лекарств.

Стыд помешал Инид признаться, что в последнее время она стала бояться больниц. Она не упомянула о том, сколько крика, метаний и проклятий было в канадской больнице, сколько пластиковых стаканчиков с водой было перевернуто, сколько передвижных капельниц сбито на пол, пока Альфреда удалось угомонить. Не сказала она и о том, что Альфред просил пристрелить его, но не помещать больше в подобные заведения.

А когда Хеджпет поинтересовался, как справляется сама Инид, она умолчала о маленькой проблеме с асланом. Не могла же она допустить, чтобы доктор разгадал в ней наркоманку, слабовольное существо с блуждающим взглядом! Инид даже не попросила выписать ей снотворное посильнее. Правда, намекнула, что стала плохо спать. Подчеркнула: очень, мол, плохо сплю. Но Хеджпет ограничился советом перейти на отдельную кровать и принимать тайленол.

Просто нечестно, размышляла Инид, лежа в темноте рядом с храпящим супругом, и несправедливо, что лекарство, которое за границей можно прибрести на совершенно законных основаниях, в Америке находится под запретом. Несправедливо, что многие ее друзья пользуются сильными снотворными, а ей Хеджпет ничего подобного не предлагает. Врачебная этика оборачивается жестокостью. Конечно, можно обратиться за рецептом к другому специалисту, но тот непременно поинтересуется, почему лечащий врач не прописал своей пациентке снотворное.