Попрощалась юность

– Ну, нет! Неужели дома больше нет никого? – сетовал Филипп. – Ты живешь здесь? – снова обратился он к мальчику и вдруг услышал, как стукнула дверь. На ступеньках показался Руслан. Он быстро подбежал к калитке и, отогнав собаку, вышел к ним.

– Джим, Джим! – вопил мальчик.

– Толик, заткнись! – прикрикнул Руслан.

Филипп еще раз оглядел дом: «Значит он, просто перестроен», Даже напоровшись на серьезный взгляд Руслана, он не мог сдержать улыбку, и вздыхал так, словно пробежал дистанцию и, наконец, пришел к финишу. Несколько слов, которыми он сейчас перекинется с Русланом, отделяют его от спокойствия и безопасности. Сейчас он войдет в этот дом.

– Я тебя сразу узнал, – сказал довольный Филипп, продолжая улыбаться.

Руслан прикрикнул на собаку и взял Филиппа под локоть.

– Куда? Я хочу увидеть Нину.

Руслан отвел его от двора.

– Ты не можешь ее увидеть. Не можешь, и все. Не получится. Давай отойдем. Видишь, собака рвется. И будет нехорошо, если тебя здесь увидят. Пойдем.

Он повел Филиппа по дорожке среди высокого бурьяна. Молчун спрыгнул с забора и побрел следом. Филипп оборачивался то на него, то смотрел на отдаляющийся дом.

– А кто он?

– Сосед, – ответил Руслан.

Тропинка вывела их к детской площадке. Качели поржавели от времени, песок, в котором когда-то играл и Филипп, размело по площадке тонким слоем, деревянная лавочка обветшала.

– Узнаешь? – спросил Руслан.

Филипп подошел к качелям и присел на одну из них, рядом на другую пристроился Толик. Он изредка похрюкивал, втягивая воздух открытым ртом.

– Он не свалится? – спросил Филипп Руслана.

– Думаешь, он беспомощный?

– Я не помню его. Сколько ему лет?

– Толик, сколько тебе?

Толик показал сначала семь пальцев, потом загнул еще один, а потом выпрямил два. Филипп попробовал повторить за ним. Руслан посмеялся и сказал, что Толику на самом деле тринадцать. Он разглядывал Филиппа теперь уже при дневном свете.

– Так вырос. Что за татуировки у тебя?

– Да просто, глупости всякие. Можно я зайду к тебе домой?

Руслан будто не слышал.

– Почему ребятам не сказал настоящее имя?

– Им какая разница, Филипп, Максим. Я хочу зайти. Или позови Нину сюда.

– Нет. Ты не можешь зайти. Не можешь и все. Нельзя, чтобы тебя видели.

– Что изменилось?

– Тебя не было десять лет, и думаешь, все так же стоит на своих местах? И все рады тебя видеть? Думаешь, ждали тебя? У всех здесь своя жизнь, и никто о тебе не вспоминал.

– Руслан, пожалуйста.

Руслан тянул время. Он, как будто стоял у двери и не давал Филиппу ответа, может тот переступить порог или нет.

– Скажи, ее нет дома? Когда она вернется?

– Ты можешь сидеть здесь сколько угодно, она не вернется. Она не дождалась тебя. Умерла.

Толик хрюкнул и начал раскачиваться, помогая себе стоптанными кроссовками. Филиппу стало тошно. Скрип качелей задавил его чувством, что так уже было, и не раз. Он как будто оказался на этом же месте десять лет назад, только возвращаться ему некуда. Дверь в дом с красной крышей закрылась перед ним.

Только одно дало ему сил сбежать из дома – уверенность, что его здесь ждут. Хотя бы один человек. И оказалось, что этого человека больше нет. В памяти возник последний вечер перед побегом, когда он сидел на кровати и уговаривал себя не сомневаться. Его гнала в дорогу уверенность, что он найдет здесь защиту. А если бы он знал, что его ждет здесь, хватило бы смелости сбежать от отца? Может, надо было остаться? По крайней мере, он знал, что его ждет дальше. А теперь нет.

– Когда она умерла?

– Ты опоздал на два года. Но, если честно, я этому рад. Без мамы тебя никто не ждет, тебе нет здесь места. Как будто никогда и не было.

– И что мне делать?

– Ты меня спрашиваешь?

Качели продолжали скрипеть. Толик взмывал в небо, хихикая своим радостями, а пыльные шнурки развевались вперед-назад.

Руслан поднялся с лавочки.

– Толик, пойдем.

– Оставишь меня? Мы же не чужие.

– Я так не думаю.

Руслан и Толик ушли, а Филипп все сидел на качелях, глядя себе под ноги.

***

Руслан вошел в дом, убедиться, что Наталья Семеновна не видела Филиппа у двора. Она была в кладовой, и он не стал ничего спрашивать. Если бы она увидела Филиппа, знал бы уже весь город.

С трудом Руслан представлял, что маленькое чудовище выросло в этого юношу. Расположившись за столом в своей комнате, Руслан открыл тетрадь и написал: «Больше всего на свете я ненавижу его (жирно подчеркнул дважды). Больше всего на свете я ненавижу Филиппа Туманова. Ему я жела…» – ручка перестала писать, выведя последние буквы еле заметно. Он вытащил стержень и продул его, затем закрутил обратно и попробовал расписать. Чернила легли волнами на поля тетради, и Руслан обвел: «Ему я желаю смерти». Захлопнув тетрадь, Руслан обхватил голову руками. Просидел неподвижно несколько минут, после чего вырвал лист и, смяв, бросил в стену.

Руслан завел дневник после смерти матери. Школьный психолог посоветовал ему выносить все мысли на бумагу.