Соня легко отбила удар. Винторезы скрестились с мечом и заклинили клинок в своих цепких объятиях. Назгул отчаянно пытался вырвать клинок, что получалось плохо. Однако монстр был сильнее Сони и попросту тащил ее за собой. Ноги девушки скользили по камням, лицо было напряженным, а со лба стекали капли пота. И хотя я знал, что вряд ли смогу всерьез повредить назгулу, я бросился вперед, вонзив когти туда, где по моим представлениям должно быть сердце. Назгул взвыл и, удерживая зажатый меч одной рукой, второй двинул меня по ребрам так, что я перелетел через высокий камень и свалился с другой стороны. И хотя мне было чертовски больно, я встал, кривясь, и держась за бок.
Соня отступала, отбиваясь одним винторезом, второй – скрученный узлом, валялся на земле. Я схватил камень и, крикнув, чтобы привлечь внимание, швырнул его в назгула. Камень пролетел мимо, но монстр обернулся на мой крик и, почти не целясь, бросил в мою сторону что-то длинное. Я нырнул за камни, услышав тонкий свист. Сверху посыпались мелкие камушки. Подняв глаза, я увидел торчавший между камней кинжал. Схватив его, я зашипел и выронил оружие из рук. Этот клинок явно не предназначался для чужой руки. Прикосновения к нему были мучительны, словно ты хватал раскаленную кочергу. Соня держалась неважно и дважды едва не пропустила удар. Я сдернул с себя куртку, оторвал подкладку и, обернув ею рукоять кинжала, бросился в бой с яростным ревом.
Назгул сбил Соню с ног. Винторез вылетел из ее руки. Назгул пнул его ногой и повернулся к новому противнику. В этот момент в руках Сони появилась сабля. Без излишних колебаний, она рубанула лезвием по темному сгустку, бывшему на месте шеи монстра.
Назгул выронил меч. Схватившись за шею, он словно пытался остановить порыв холодного ветра, рванувшего из зияющего отверстия. Шипящий звук вдруг заполнил пространство вокруг нас, словно рядом продырявили воздушный шар. Земля вздыбилась, уронив нас словно кегли, а стоявший в эпицентре этого толчка назгул вдруг стал съеживаться, втягиваясь внутрь себя, рассыпаясь в черную труху и прах. Вырвавшийся вверх поток воздуха на мгновение разметал в ночном небе сгустившиеся облака, показав непривычные нашему взору созвездия. Мы валялись на земле и тяжело дышали.
– Капец котенку, – констатировала Соня.
– Ты чего вылезла? – обрушился я на нее. – Я собирался выманить его подальше и сбежать, а ты полезла в драку.
– И что бы ты ему сделал, кабы не удалось затащить его в портал? – иронично осведомилась Соня. – Он мог за тобой и не последовать. И потом, я же знала, что мужчина его не убьет.
– У нас и без того полно потерь, чтобы лезть на рожон, – сурово сказал я. – Не хватало еще тебя потерять!
– А ты бы огорчился? – лукаво спросила Соня. – Сам то чего в него стал камнями швырять?
– За тебя, дуру, боялся, – вскричал я. Соня смущенно улыбнулась и опустила глаза. Отшвырнув кинжал в сторону, я шагнул к ней и, подняв рукой ее подбородок, впился в губы жадным поцелуем.
Вселенная брызнула тысячами искр, когда мы, побросав оружие в сторону, упали в пышные заросли вереска. И не было больше ничего: ни таинственного Попрыгуна, ни назгулов, ни даже наших товарищей, нетерпеливо ожидавших нашего возвращения. Только прерывистый шепот, только жаркое дыхание и глухие стоны в нарастающем бешеном ритме. Под насмешливым ликом желтой луны мы плавились в экстазе, забыв об опасности, боли и смерти, словно не умирали еще несколько часов назад, словно не бросали бездыханные тела своих спутников. И мир замер, сосредоточившись на крохотном участке скал, у подножья которых рос пышный вереск, из которого не то по преданию, не то по слухам, можно было варить тягучий медовый напиток, рецепт которого – тайна за семью печатями. Когда-то давно бог, за согласие вереска расти на каменистых холмах, наградил это неприхотливое растение редкой выносливостью, непритязательностью и невероятным очарованием. И сейчас, под ликом любопытной луны мы вдыхали пряный аромат цветов, смешанный с запахом разгоряченной кожи…
Никто никуда не спешил. Пальцы исследовали каждую ложбинку на теле, губы целовали каждый старый шрам, глаза в почти кромешной тьме видели лишь силуэты. А насмешливая Вселенная превращала свои владения в стекло, застывающее и ломающееся под прикосновениями пальцев, возвращая на пару мгновений реальность, чтобы потом снова безжалостное отобрать. И только темнота, скрывавшая страсть, перешедшую в экстаз, была всему свидетелем…
Соня лежала сверху, и в кромешной тьме надо мной сияла ее улыбка. Ее растрепанные волосы щекотали мне лицо, а тонкие пальцы, более привыкшие к клинкам, гладили мои щеки.
– Ты меня оцарапал, – прошептала она.
– Я нечаянно, – покаянно произнес я, – все время старался действовать только левой рукой, где нет когтей…
– Ты меня и левой оцарапал, – ответила Соня, и по голосу я слышал, что она все еще улыбается. – И теперь у меня будут новые шрамы от любви, но уже не на сердце…