Все наконец снова обратили внимание на Славку. Она давно уже закончила песню и беззвучно стучала в окно. Режиссер двинул ползунок на пульте.
— …са Ивановна-а! Мне еще петь?
— Спасибо, хватит. Теперь положи гитару и возьми текст. Сейчас тебе дадут фонограмму, ты прочитай первый куплет, примерься.
Зазвучало музыкальное вступление.
— «Чем обидела тебя, что я сделала, скажи, — читала Славка, — я хотела просто другом быть тебе, пойми. Ты ушел, захлопнул дверь, а в душе метет метель, если что не так, то ты меня прости…» Это что за бред? — удивленно спросила она.
— Ты свое мнение засунь куда подальше, поняла? — прикрикнула Лариса. — Не считай себя умнее всех! Это не идиоты пишут… Артем, покажи ей.
— Чем обидела тебя, что я сделала, скажи… — корявым голосом, но с большим чувством запел композитор, показывая Славке рукой акценты мелодии. Славка прикусила губу, сдерживая смех.
— А сейчас спой это так, — сказала Лариса, — чтоб я за всю свою горькую жизнь заплакала и в соплях увязла, поняла? Не попадешь в музыку — не страшно, не останавливайся…
Славка запела — сначала неуверенно, потом во всю силу голоса и всерьез.
— Есть! — торжествующе сказала Лариса. Нажала кнопку: — Все. Молодец! Иди сюда.
— Ларис, как насчет полсмены? — спросил режиссер.
— Два часа еще возьму — укладывайтесь как хотите…
Славка вышла из студии в аппаратную.
— Лариса Ивановна…
— Сядь, — не глядя отмахнулась та.
Славка послушно отошла и села прямо на лежащего Влада. Ойкнула и подскочила. Влад удержал ее и усадил обратно.
— Ничего, не стесняйся. Я тут сегодня вместо мебели, — улыбнулся он. — Давно в Москве?
— С утра.
— Все в кайф, да? Все мелькает и светится?.. У меня вечером сольник во Дворце молодежи — приходи.
— Я с ней, — кивнула Славка на занятую разговором Ларису.
— Нормально. Она по-любому будет… Потом встретимся?
Славка неуверенно пожала плечами.
— Прилип уже! — недовольно сказала Лариса. — Иди работай, последний герой! А то так рублем ударю — не опомнишься!
Влад нервно понюхал ладони и направился в студию, распевая на мотив «Тореадор, смелее в бой»:
— Не по-то-му ль! Не по-ото-ому ль?..
Было еще светло, но по всему городу уже зажглись рекламы и иллюминация. Улицы были запружены машинами. «Додж» короткими рывками едва продвигался вперед. Лариса жала то на газ, то на тормоз, безнадежно выискивая хоть какую-то лазейку. Достала телефон:
— Алло!.. Слушай, я на Садовом увязла. Если опоздаю — задержи Алиску, мне с ней поговорить надо… И вот еще что — собери-ка мне на девять тридцать визажиста и костюмера с фотографом. Все!
Она мельком глянула на молчащую Славку.
— Ты чего скисла? Я уж привыкла с утра, что кто-то над ухом зудит.
— Да нет, все нормально, — улыбнулась Славка.
— Давай рассказывай. Все равно делать нечего, — кивнула Лариса на бесконечную пробку.
— Понимаете… — замялась Славка. — Вот я там у себя музыку слушала — с утра до вечера, как все, — дома телевизор, в автобусе радио, на улице плеер. И все одно и то же, только имена разные — умца-умца, три аккорда. Тексты тупые, одни и те же слова местами переставляют. Я думала — ну не умеют люди…
— А все-таки слушала, да?
— Так нет же другого.
— И тогда ты подумала — поеду-ка я в Москву, достану гитару да как спою — и все упадут к моим ногам, посыплют голову пеплом и скажут: «Славка, свет очей наших, мы неправильно жили, наклонись, пожалуйста, мы тебя в жопу поцелуем!»… Есть другое! Ты Томми Кастро слышала?
— Кто это?
— Кто это! Это самый великий блюз-гитарист мира, деточка! А Клаус Шульц, Найман, Том Вэйтс? Ты хоть имена-то эти слышала когда-нибудь? А куда ж ты лезешь со свиным рылом? У меня дома диски лежат — послушай! Я часто не могу, мне нельзя — у меня руки от восторга отнимаются, душа улетает… Да езжай ты, твою мать! Дома спать будешь, козел!.. — заорала она в окно. Рванула руль вправо и понеслась по тротуару, распугивая прохожих. — Одна беда — слушают их у нас пять с половиной человек. А сто пятьдесят миллионов приходят в свои нищие дома — жрать нечего, дети голые, впереди ни просвета — и слушают нашу музыку, и верят, что есть другая жизнь, простая и счастливая, как три аккорда! Видишь гирлянды? — она указала на уличную иллюминацию. — Они не для того, чтобы улицу освещать, а для того, чтобы с тоски не повеситься! А хочешь истину в народ нести — пожалуйста, иди в переход, становись среди калек, шапку для мелочи я тебе одолжу, и пой хоть с утра до ночи! — Лариса с грохотом съехала с тротуара на проезжую часть и остановилась у перехода. — Хочешь?.. Ну, давай, давай, иди!..
Славка, пряча глаза, покачала головой.
— Тогда сиди и молчи!
Лариса поехала дальше.
— Черт, красиво сказала! — одобрила она себя. — Особенно про гирлянды. Записать надо…
В тренировочном зале с зеркальными стенами работали пятеро молодых длинноногих девчонок в купальниках и лосинах. Мокрые с головы до ног, держа неподключенные микрофоны около губ, они вполголоса подпевали под свою фонограмму, синхронно двигались, раскручивая головой длинные, слипшиеся от пота волосы, стремительно менялись местами, по очереди выбегая вперед.