Попугай в медвежьей берлоге

Зайдя в номер, я увидел картину целиком: господин Фрайдей лежал на кровати, широко раскинув руки, цвет его черной кожи приобрел синеватый оттенок, горло его было разрезано от уха до уха. Я слышал, как кровь буквально перекатывается с кровати на пол. Все было выпачкано кровью: и стены, и пол, и подушки, и наволочки, и простыни. Капли крови стекали по зеркалу справа от телевизора, струи крови попали на экран телевизора, кровь была даже на потолке.

Широко раскрытыми глазами господин Фрайдей уставился в бесконечность, его длинный бледный язык вывалился из раны в горле.

Рядом с кроватью стояла престарелая филиппинка, ее слипшиеся грязные, измазанные кровью волосы, закрывали лицо, а в левой руке она держала окровавленный нож для бритья с деревянной ручкой. Одно время таким ножом пользовался мой отец…

Меня вытошнило прямо под ноги. Выбежав вон из номера, я потерял равновесие на лестнице и кубарем покатился вниз.

– Аэропорт! – крикнул я и протянул таксисту тысячу лир.

Документы и деньги я прихватил с собой, оставалось только добраться до аэропорта и улететь хоть в Киев, хоть в Москву. Неважно куда, лишь бы покинуть страну.

– Аэропорт закрыт, – сказал таксист. – Заминирован.

– Дамаск? – спросил я и показал таксисту десять салатовых бумажек.

– Трассу перекрыли военные, сейчас не проехать…

– Через пустыню?!

– Невозможно, нет дороги…

А что, если все обойдется, подумалось мне, коробку я выкинул, господин Фрайдей убит, кроме филиппинки меня никто вроде не видел, а свидетельства филиппинки в случае чего не будут восприниматься всерьез. Она же убийца… чокнутая! А мой американский паспорт? Хранил ли господин Фрайдей его в номере?! Нет, он не мог быть таким дураком. «Хорошо, ладно, – лихорадочно соображал я, не отпуская таксиста. – Из улик осталась лишь рвота в номере? Будет ли СМЕШ изучать мою рвоту и сколько времени у них уйдет на анализ или экспертизу ДНК или что они там с ней будут делать?! Пока они очухаются, я придумаю, как вылететь из страны, обращусь в консульство, в посольство, наконец, дипломаты должны помогать, иначе зачем они штаны протирают?! А пока пересижу дома, в квартире, постараюсь обо всем забыть, ситуация в стране утрясется, правда? Правда!»

– Поехали в Табку, – сказал я таксисту и прыгнул на заднее сиденье.

Глава 42

Когда я поднялся к себе на этаж и увидел черный отпечаток ладони, то сразу все понял: меня подставили, сдали с потрохами, мне крышка, тайная полиция будет играть моей головой в футбол, сирийский СМЕШ полакомится моим сердцем, а домой в деревянном ящике они пришлют мои глаза, уши и нос.

Интересно, что скажут родители? Интересно, узнает ли сестра два моих близоруких глаза, которые так часто таращились на нее с ненавистью и презрением?! Узнает! Сестра схватит мое ухо и прокричит: «Доигрался, братик, доигрался?! Ну, и как тебе в аду?!»

Родителям сообщат: «Вашего сына казнили как шпиона. О да, вы многого не знали о собственном сыне, и, признаться, мы тоже не знали. Лэнгли взял его в оборот. Каков подлец, они обещали ему тепленькое местечко и кинотеатр! Он, наверное, полагал, что сделан из титана, а не из мяса с костями, как мы с вами? Расскажите про его детство. Расскажите, чем он увлекался и какие книги читал? С кем он поддерживал контакт в последнее время? Кто был его другом? Кто был его врагом? Кого он ненавидел, а кого любил?.. Да, извините, мы понимаем, что вам тяжело, смерть сына – дело непростое. Но вы обязаны отвечать на наши вопросы, ведь именно вы воспитали предателя. Перебежчика! Откуда мы знаем, можно ли вам доверять? Сейчас вы поедете с нами, а дом ваш перевернут вверх дном. Собирайтесь! Дом ваш разберут по кирпичику, не сомневайтесь. К прежней жизни вы уже никогда не вернетесь. Итак, вопрос номер первый: на кого вы работаете?»

Да, они долго будут допрашивать родителей и всех тех, с кем я имел дело в последнее время. Секретное подземелье за Киевом – вот где проведут мои близкие остаток жизни.

И во всем виноват именно я!

Черный отпечаток ладони на белой двери… Дрожащей рукой я сунул ключ в замочную скважину, распахнул дверь и схватил на кухне мочалку с моющим средством. Я принялся тереть отпечаток изо всех сил. Тер его и тер, а он не исчезал, тогда я попытался сорвать дверь с петель, плевать на соседей, пусть думают обо мне все, что хотят, пусть говорят: «Этот европеец-тихоня, проживавший в квартире напротив, окончательно рехнулся. Да он сошел с ума. Тю-тю, мажнун! Может, от жары? Европейцы не способны привыкнуть к нашему климату. У них, знаете ли, мозги плавятся от нашего солнца. Вытекают через уши. Или во всем виновата пустыня? Мы дремали дома и услышали шум. Этот агбаль (идиот) пытался выломать собственную открытую дверь. Он ее-таки выломал и куда-то утащил».

Куда-то?! Я хотел сжечь проклятую дверь! Но мне не удалось оторвать ее, и тогда в голову пришла гениальная мысль – закрасить или заклеить проклятый черный отпечаток!

Моя ладонь идеально подходила под отпечаток.

Они все продумали!