Популярна и влюблена

– Но когда ты играешь, разве ты не делаешь это для себя? Я имею в виду, почему так важно, кто смотрит твой спектакль, фильм, да что угодно? Разве ты не делаешь это просто потому, что любишь?

Джордан откидывается в кресле и заводит руки за голову.

– Нет, – говорит он. – В своем лучшем проявлении искусство – это диалог. Ты делаешь это, чтобы другие увидели твою игру, насладились зрелищем и сами поучаствовали в процессе. Искусство создается для других.

Я вижу по тому, как он говорит – тщательно подбирая слова и в то же время легко и плавно, – что он не впервые об этом задумывается. Это взгляды, сформировавшиеся в течение нескольких лет размышлений. Что-то сжимается у меня внутри: я одновременно испытываю восторг перед его преданностью делу и разочарование из-за отсутствия того же у меня.

– Ты много думал об этом.

Он смотрит на меня и щурится, словно не понимает вопроса.

– Это моя жизнь, – произносит он. – Естественно, я об этом думал.

Он так легко лишает меня равновесия. И все, что я думала о мире, все, во что я верила и что знала, кажется просто дымовой завесой перед чем-то другим, более масштабным. Беседа с ним заставляет меня чувствовать себя так, будто я отодвигаю штору, не зная, что за ней.

Я пытаюсь решить, что ответить, когда Гиллиан врывается обратно.

– Привет, Джей, – здоровается она.

Джордан улыбается ей. Я впервые вижу у него на лице улыбку, и она полностью меняет его. Глаза будто превратились из черных в карие – улыбка делает его мягче.

– Я украл ваше кресло.

Он встает, но она отмахивается:

– Сядь. Кое-кому все равно нужно идти.

– Мне? – спрашиваю я.

– Уайатт ждет, детка. Мы закончим позже.

Недовольно бурчу себе под нос и встаю. Я не хочу уходить.

– Ладно, спасибо, – говорю я. – Я еще вернусь.

– Они всегда возвращаются, – говорит Гиллиан и подмигивает Джордану. Она садится в мое кресло и скрещивает на груди руки. Джордан берется за клавиатуру. Изображение на экране начинает двигаться, мое тело возвращается к жизни. Он листает кадры, как это делала Гиллиан.

– Пока, – говорю я, ожидая, что он не поднимет головы, проигнорирует мое прощание, но вместо этого он смотрит прямо на меня.

– Пока, Пэйдж, – отвечает он. – Приятно было пообщаться. – Я пытаюсь найти в его тоне намек на сарказм, но у меня не выходит. Возможно, он говорит это искренне.

– Ты опоздала, крошка. – Райнер приветствует меня, когда я вхожу в трейлер-гримерную. Он одет как Ной и выглядит замечательно. На нем нет рубашки, загорелый торс идеален. Так я представляю себе греческих богов во плоти.

– Не бойся, милая, – говорит Лилианна. – Мы все наверстаем.

Но я и не боюсь. У меня нет ощущения, что я должна сегодня трястись. В конце концов, Уайатт сам хотел, чтобы я провела время с Гиллиан.

– Я не должен допоздна мешать тебе спать, – говорит Райнер, и мое лицо тут же обдает жаром из-за воспоминаний о вчерашней ночи. О нас на веранде. Обо мне у него на коленях.

– Я была в монтажной, – объясняю я ему.

– Монтажной? – Он смотрит в зеркало, поправляя волосы. – Что ты там делала?

– Уайатт просил. А еще это интересно. Быть частью процесса… Актерство – это не вакуум. – Звучит неуклюже.

Райнер смотрит так, будто его это веселит.

– Я верю тебе, – произносит он.

– Мне просто нравится узнавать что-то новое, – говорю я.

– Круто.

Я падаю рядом с ним в кресло. Он проводит ладонью по моему колену.

– Эй, – говорит он.

Я пододвигаю колено навстречу его пальцам. Он склоняется ко мне для поцелуя, но я отворачиваюсь, виновато улыбаясь Лилианне.

– Бывало и хуже, милая, – говорит она. Она гладит меня по голове. – Вы славная пара.

– Так оно и есть, правда? – говорит Райнер. Он отпускает мою ногу и встает со своего кресла. – Я попробую заставить Уайатта на время от тебя отвязаться. Встретимся там?

Он снова наклоняется, и на этот раз я позволяю ему коснуться моих губ.

– Увидимся, красотка.

Глава 17

На следующей неделе Райнера вызывают в Лос-Анджелес на пресс-конференцию по поводу фильма, в котором он снимался в прошлом году. Это ужасно. Я не хочу, чтобы он уезжал, и он сам этого не хочет. Но вне зависимости от этого, сегодня ночью он окажется в самолете, летящем на восток. Его не будет восемь дней. Он побывает в Лос-Анджелесе, затем в Нью-Йорке и Лондоне, прежде чем вернется сюда.

– Я так хочу, чтобы ты была со мной, – говорит он. – Это невероятное ощущение: все эти люди, вся эта энергия. Я не могу дождаться, когда у тебя будет шанс самой все это испытать. Это как самое широкое в мире объятие.

– Совсем скоро, – говорю я. Мы стоим в холле и ждем его машину.

– Чем будешь заниматься на этой неделе? – спрашивает он. Голос звучит буднично, но я знаю, что он имеет в виду. Джордан. Райнер никогда этого не признает, но я вижу, что его волнует то, что я постоянно хожу к Гиллиан, а Джордан каждый день смотрит там отснятые материалы.

– Тебе не о чем беспокоиться, – говорю я и дотрагиваюсь до его плеча.

– Я знаю, – отвечает он.

– Эй. – Я притягиваю его голову к себе. – Мы все застряли в этом отеле. Я просто стараюсь быть дружелюбной, вот и все.