Популярная философия. Учебное пособие

Подобно Ницше, Достоевский фиксирует кризис и саморазрушение европейского гуманизма, – ситуацию, когда человек, отринувший Бога и обожествивший самого себя, приходит, вместо христианского Богочеловечества, к идее Человекобожества (у Ницше это – Сверхчеловек). Один из героев Достоевского, Кириллов в романе «Бесы», так выражает эту идею: «Будет новый человек, счастливый и гордый… Кто победит боль и страх, тот сам Бог будет… Мир закончит тот, кому имя «человекобог»… «Если нет Бога, то я Бог. Сознать, что нет Бога и не сознать в тот же раз, что сам Богом стал, есть нелепость». Стать Богом, стать своевольным – значит, победить страх, прежде всего, страх смерти, воплотить свою безграничную свободу – и Кириллов, бросая вызов небесам, желает победить страх и утвердить свою божественность, посредством добровольного и беспричинного самоубийства.

Другой герой Достоевского, Иван Карамазов, не может принять мира с его злом и несправедливостями и, движимый состраданием к человеку, отрицает Творца мира, возвращает ему свой «билет в рай» (вновь остро встает проблема теодицеи, о которой мы говорили в главе, посвященной средневековой философии).

Наконец, третий вариант гуманизма, дошедшего до своих пределов, отрицающего Бога и переходящего в свою противоположность, демонстрирует Родион Раскольников, движимый одновременно и жаждой самоутверждения, «комплексом Наполеона», и желающий облагодетельствовать и спасти людей при помощи убийства. Он позволяет себе делить людей на «обычных», «материал», и на «избранных», стоящих вне обычных рамок и норм, и совершает «убийство ради добра», «по системе». Ведь, «если Бога нет, то все дозволено». Так, по убеждению Достоевского, человечность, оторванная от Бога, перерождается в бесчеловечность – в самоотрицание человека, а это есть признак глубокого недуга, поразившего человечество. По словам Достоевского, человек, восставший против образа Божьего в себе, противопоставляющий себя другим людям, восстает тем самым и против своей собственной сущности. Не случайно Раскольников признается: «не старушонку я убил, себя убил». А другой герой романа «Преступление и наказание» произносит: «Ведь это разрешение преступить через кровь по совести страшнее обычных преступлений». Как только утрачиваются твердые нравственные ориентиры, как только человек решается объявить себя Богом, как только он начинает отрицать абсолютную ценность другого (любого!) человека и исходить из того, что злые средства оправданы ради доброй цели, – этот человек неизбежно приходит к саморазрушению и краху.

Поскольку человеческая свобода (свобода выбора), будучи источником всякого добра и всякого зла, отождествляется Достоевским с сущностью человека, он категорически выступает против принудительного «счастья», снятия с человека ответственности за свое поведение, попыток «по науке» и чисто внешним образом «облагодетельствовать» людей. Никакое устройство общества само по себе не изменит человеческой природы – в противном случае пришлось бы признать, что люди – рабы обстоятельств, то есть отказаться от той внутренней свободы, которая и делает человека личностью.

Центральная тема всего творчества Достоевского – поиск путей спасения людей: один из его героев – Раскольников – хочет помочь людям, «преступив через кровь» – но лишь губит себя, другой – князь Мышкин (в романе «Идиот») – всех любит, но в жестоком и несправедливом обществе оказывается не в силах помочь людям и гибнет сам. Наконец, Великий Инквизитор (в романе «Братья Карамазовы») хочет «облагодетельствовать» людей, лишив их свободы выбора, навязав им счастье бездушных скотов или безликих младенцев. «Легенда о Великом Инквизиторе», предельно остро ставящая вопрос о возможности принудительного счастья, счастья помимо свободы, по праву считается вершиной творчества Достоевского. Свобода страшна непредсказуемостью, негарантированностью, своеволием – да и каждому ли человеку она по плечу? Свобода ведет к страданиям и ошибкам. Может быть, лучше и счастливее жить без нее? Принудительное материальное счастье – в обмен на потерю свободы и личности – такова дилемма, формулируемая Достоевским. Но возможно ли счастье людей (именно людей, а не муравьев) через рабство?