С 23 февраля по 5 марта 1937 года проходил очередной Пленум ЦК ВКП(б). Один из главных вопросов повестки: «Уроки вредительства, диверсий и шпионажа японо-немецко-троцкистских элементов». Вместо застрелившегося Орджоникидзе, который должен был выступать с докладом, выступил Молотов. В конце пленума Сталин выступил с докладом «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников». Он говорил:
— Необходимо разбить и отбросить прочь гнилую теорию о том, что с каждым нашим продвижением вперед классовая борьба у нас должна будто бы все более и более затухать, что по мере наших успехов классовый враг становится будто бы все более и более ручным. Это не только гнилая теория, но и опасная теория, ибо она усыпляет наших людей, заводит их в капкан, а классовому врагу дает возможность оправиться для борьбы с советской властью…
На пленуме из партии были исключены Н.И. Бухарин и А.И. Рыков, их дело направлено в НКВД.
Вальтер Кривицкий вспоминал: «Пленум Центрального Комитета Коммунистической партии. В стране и среди руководящих кадров царит угнетенность. Лица ответственных партийцев стали еще не подвижнее, еще серее. Все ждут событий. Никто не знает, в какую сторону пойдет развитие. Страшная тяжесть нависла над ленинской гвардией, над работниками партии периода Гражданской войны и начала генеральной линии. Но нервы теряют и “оппортунисты”, толкачи бюрократии, все новички, повылезшие из каких-то потайных щелей в момент, когда стало шатким положение людей, вынесших на своих плечах Октябрьскую революцию. Никто не знает, куда дует ветер, никто не знает, что на уме у Хозяина… Пленум ЦК ВКП дал директиву: террор».
Вальтер Кривицкий вспоминал еще об одном событии марта 1937 года: «70 высших партийных руководителей, объятые страхом и подозрениями, собрались в Большом зале Кремлевского дворца. Они были готовы по приказу Сталина обрушиться с нападками друг на друга, чтобы продемонстрировать Хозяину свою лояльность. На этом историческом заседании тремя действующими лицами были Ягода, Бухарин и Рыков. Бывший начальник ОГПУ Ягода приветствовал “карающий меч революции”, пока он был еще на свободе. Он сменил Рыкова на посту наркома связи. Однако и сам Ягода, и все остальные знали, что он обречен.
Сталин изложил политическую линию на будущее. Чистка не выполнила еще своей задачи. Требовалось дальнейшее искоренение раскола и предательства. Нужны новые процессы. Новые жертвы. Те, кто понимал задачу момента, могут рассчитывать на поощрение.
Страх и коварство были написаны на лицах 70 человек. Кто среди них победит в схватке за благосклонность Хозяина, в схватке за собственную жизнь?
Ягода молча слушал. Многие глядели на него с ненавистью. Обстановку накаляли злобные взгляды прищуренных глаз, которые бросал на него Сталин. Вскоре зал обрушил на него водопад обвинений и вопросов. Почему он пригрел троцкистских гадов? Почему брал на службу предателей? Один оратор превосходил другого в бичевании политического трупа Ягоды. Все хотели быть услышанными Сталиным, чтобы убедить его в своей преданности.
Внезапно Ягода, храня ледяное спокойствие, повернул голову. Он тихо произнес несколько слов, как бы про себя: “Как жаль, что я не арестовал всех вас раньше, когда был у власти”.
Это было все, что сказал Ягода. Ураган брани пронесся по залу. Семьдесят ревущих главарей партии прекрасно сознавали, что Ягода смог бы выбить из них признания, арестуй он их полгода назад. Но Ягода не менял выражения лица.
В зал ввели двух заключенных. Один из них был Николай Бухарин, бывший председатель Коминтерна. Другой — Алексей Рыков, преемник Ленина на посту главы советского правительства. Плохо одетые, бледные и изнуренные, они заняли свои места среди холеных приверженцев Сталина, которые в замешательстве отодвинулись от них.
Сталин инсценировал это появление перед ЦК, чтобы доказать свое “демократическое” обращение с этими двумя великими личностями советской истории, основателями партии большевиков. Но теперь ЦК уже окончательно стал оружием Сталина. Бухарин встал, чтобы говорить. Срывающимся голосом он уверял своих товарищей, что никогда не принимал участия в каком-либо заговоре против Сталина или советского правительства. Решительно отверг он само подозрение в таком поступке. Он рыдал, он просил. Было ясно, что он и Рыков надеялись зажечь искру прежнего товарищества в членах ЦК партии, созданию которой они способствовали. Но товарищи благоразумно молчали. Они предпочитали дождаться сталинского слова. И Сталин заговорил, прерывая Бухарина.
— Так революционеры себя не защищают! — воскликнул он. — Вы должны доказать свою невиновность в тюремной камере.
Сборище разразилось дикими выкриками:
— Расстрелять его! Назад, в тюрьму его!
Сталина осыпали овациями, когда Бухарина и Рыкова уводили обратно в тюрьму».