Попутчики. Астрахань – чёрная икра. С кошёлочкой

Я не буду говорить, что являюсь родным братом сатирика Забродского, потому что у него нет братьев. А просто его однофамильцем быть не хочется. Дело в том, что известный советский сатирик – это именно я, лично и непосредственно. А как же, спросите вы, с такими книгами в библиотеке и такими интересами работать в области советской сатиры и юмора? Отвечу по-китайски: кусать хоцаца. Вообще, если смотреть на нашу русско-советскую действительность китайским глазом, слушать её звуки китайским ухом и размышлять о ней китайским умом, то многое выглядит ясней и благородней. По-китайски мораль русского и русифицированного человека выглядит гораздо приемлемей, а сам он – гораздо нравственней. Например, мои взаимоотношения с Чубинцом и моя поездка в Здолбунов вполне могут быть поняты китайцем. По-русски я выгляжу трёхбуквенным, а по-китайски – настоящим мужчиной.

Ведь по сути никаких особых дел у меня в Здолбунове нет. Так, мелочи какие-то. Некий склочник написал в московскую газету, что в местных сельпо, обслуживающих тружеников сельского хозяйства Здолбуновского района, годами отсутствуют в продаже детские соски, гребёнки, лезвия для бритья, а так же прочая «непродовольственная группа товаров». И, в связи с новыми веяниями, редактор позвонил мне с предложением сочинить фельетон. Я такие фельетоны могу сочинять, не выходя из собственного санузла. Как выглядит организация, вытеснившая десятилетия назад из деревни сельского лавочника, мне известно. На полках соевые конфеты «в завёртках» – «Парус» или «Волейбол», ячневая крупа, овощные консервы-ветераны, завезённые лет пять-шесть назад, каменные баранки, соль, спички… Хлеб приводят дважды в неделю. Да ещё бутылки. Вино. О вине особый разговор, очень часто отравление у нас принимают за опьянение. Выпьет человек рюмку за обедом, и, случается, прямо на трудовой вахте – за штурвалом трактора или комбайна – у механизатора начинается понос. Тот же склочник, написавший письмо в газету, сообщил, что механизаторы в страдную пору едут за семь километров на центральную совхозную усадьбу, в медпункт, на тракторах, комбайнах и был даже случай – на экскаваторе.

Кто хоть элементарно грамотен в вопросах литературного труда, понимает, что мой фельетон о недостатках в работе здолбуновской сети сельской торговли готов. Остаётся лишь, прогуливаясь по Тверскому бульвару, сочинить отдельные репризы и решить, можно ли допустить в тексте элемент вольнодумства, пройдёт ли он в связи с новыми веяниями. Например, сообщить: как человек, поколесивший по белу свету, повидал в иных странах множество мелочных лавок с большим выбором мелких товаров – пирамидон, бинт, йод, зубной эликсир и великолепный набор сосок-пустышек для местных, заграничных младенцев. И что по этому поводу думает Госплан СССР?

Однако, несмотря на подобные возможности, оформил командировку и поехал в Здолбунов. Я вообще, честно говоря, редко пользуюсь подобными возможностями в последнее время. Тянет в поездки, что является признаком душевного беспокойства. Вот недавно тоже был в одном городке по письму трудящегося, в Приуралье. Любопытный городок. Ехал в автобусе, толкнул случайно женщину. Не успел извиниться, как она мне кричит:

– Негодяй, да я тебе в невесты гожусь!

Хотел ей ответить, что невеста по-китайски «бы-лядь», да, слава Богу, промолчал.

Местный колорит в подобных поездках меня не очень интересует, и задерживаюсь я там недолго. Самолётом туда – самолётом обратно. А тут поехал поездом. Почему? Во-первых, из-за пересадки в Киеве: давно хотел покопаться в киевском архиве. А во-вторых, захотелось опять проехать ночью мимо маленьких станций Юго-Запада, а особенно – мимо Бердичева. Потому что, как бы на меня ни смотреть – по-русски, по-еврейски, по-украински, по-китайски, – днём я весел и остроумен, но ночами мне спится плохо, нервы мои наэлектризованы, разнообразные болезни со всех сторон осадили меня, интеллигентного мещанина, и, может быть даже, я скоро умру. Может быть, трёхтомник в издательстве «Искусство» выйдет уж после моей смерти.

Интересно, назовут ли меня в предисловии к моим сочинениям «полнокровным иллюзионистом», что было ещё возможно даже в начале сталинского царствования, в конце двадцатых годов, когда в предисловии к сборнику стихов одного поэта, имеющегося у меня в библиотеке, писали: «Перед читателем лицо замечательно талантливое, но столь же порочное по своему творческому методу». Порочность метода иллюстрировалась примером: «Об одном из вождей пролетариата, председателе ВЧК и ОГПУ Феликсе Эдмундовиче Дзержинском, сказано:

“Кандалы, звеня цепным весельем,
Гремели побрякушками в лугах,
И путались пудовым ожерельем
У Феликса Дзержинского в ногах”».