Попутный ветер

Юноша не стал уговаривать. Бесполезно, как и три дня назад. Он просто опять завернул вещи в тюк, повторил манипуляции с веревкой и своим поясом. А потом увидел, что Летта, крепко прижимаясь спиной к стене, пошла вперёд, приставным шагом, мимо опасного провала, к выходу из пещеры. Олаф со злостью выдрал веревку, просто повесил тюк на локоть и пошел следом за девушкой.

У выхода нашлась ровная толстая ветка, занесённая в пещеру нередкой в этих краях, бурей. Юноша обрубил занозистые места и протянул палку Летте с пояснением:

— С опорой легче идти. А потом я найду жив-лист, чтобы обмотать ноги. Или этот, которым вы мазали мне ссадину…

— Кровосхват?

Парень кивнул.

— Боюсь, в моём случае он бесполезен, — похоже, девушка чувствовала, что, коснувшись в разговоре прошлого проводника, перешла какие-то границы. Легкий запах палёного выдавал невольную вину.

И Олаф надеялся, что подобного разговора не повторится. Молодой человек предпочитал оставаться тем, кем был сейчас, в этом времени и на этой дороге. Безликой функцией, потерянной в пространстве чужих жизней.

Он вышел из пещеры. Девушка, прихрамывая, следовала за ним. Деревянная палка постукивала в такт шагам. Летта молчала. Наверное, ей было очень больно — и физически, и морально. Хотя это вина проводника: он своими словами вынудил ее защищаться. Олаф пересилил себя и ободряюще улыбнулся спутнице. Она с облегчением ответила на улыбку.

Молодые люди шли рядом по широкой дороге. Молча, потому что не хотелось говорить. Хрупкое равновесие их отношений оказалось переменчивым, как облако, гонимое ветром вперёд. И юноша, и девушка ещё слишком много таили друг от друга, чтобы вести непринужденный разговор. А специально придумывать сторонние темы — не было желания.

Олаф старался идти медленно, чтобы спутнице было не так больно. Но тогда Летта упорно обгоняла его, пряча хромоту и немилосердно кусая губы. Она словно решила доказать ему свою самостоятельность, упорство в достижении цели. Словно надо обязательно разбить ноги в кровь, чтобы проводник оценил силу характера!

Как назло, нигде не было видно жив-листа. Хотя он любил каменистую почву, горную породу. Выбирал самое неудобное для прихотливых растений местечко, находил тоненькую трещинку и пускал туда корни. Из почти незаметного глазу зернышка вырастала длинная, стелющаяся по земле лоза, на которой гнездились усыпанные колючими усиками толстые круглые листья.

Словно имперская ищейка, Олаф вглядывался по сторонам, кидался к каждой расщелине. Но то ли был не сезон для жив-листа, то ли недавно по тропе прошел травник, оборвавший целебные листья на продажу. Юноша пару раз предложил Летте понести её на спине, но она отказалась, что, впрочем, нисколько Олафа не удивило.

Наконец, проводник заметил спускающуюся сверху лозу. Она висела слишком высоко, чтобы ее можно было достать с земли, поэтому Олаф усадил Летту, велел ей снять чулки и обувь, чтобы отдохнули ноги, а сам, принялся карабкаться по почти отвесной скале. Скалолазанию юношу никто не обучал, приходилось действовать по наитию, нащупывать любой мало-мальски подходящий выступ, зацепляться пальцами, сдирая их в кровь, буквально вбивать ступни в трещины, чтобы продвигаться всё выше и выше. И всё равно лоза маячила на недостижимой высоте. Казалось, ещё шаг — и достигнешь цели, но обманывался, и неуловимый жив-лист покачивался над головой, словно дразнил.

Олаф подтянулся ещё немного. Нащупал ногами новую опору. Зацепился левой рукой за удобную выпуклость, и, вытянув правую — едва не свалился вниз — пальцы ожгло — резко и неожиданно. Юноша как-то забыл в пылу азарта, что жив-лист не рвут голыми руками, обматывают их предварительно тряпьем или надевают перчатки. Хорошо, что удержался.

Олаф прильнул к скале, как к матери, слушая молот своего сердца, заговаривая собственный страх. А потом повторил попытку, пока пальцы не распухли и не потеряли чувствительность. Спустил рукав на ладонь, дотянулся до стебля, менее колючего, чем листья, и потянул на себя, морщась от боли. Жив-лист цеплялся за свою расщелину и не хотел сдаваться. Но юноша настроился на победу. Скоро растение свисало в его руке плетью.

Теперь предстоял спуск. Олаф посмотрел вниз. Летта заворожённо следила за его усилиями. Юноша легкомысленно махнул добытым растением, точно флагом, и едва не потерял опору. Одна нога предательски сорвалась. Потом заскользил носок другой. Юноша повис, вовремя зацепившись обеими руками. Держаться оказалось неудобно. А выбросить жив-лист — значит потом искать его среди валежника и сухостоя. Олаф нащупал ступнями узкий горизонтальный карниз. Передохнул чуть-чуть, перекинул лозу через плечо, а потом продолжил спускаться.

Оказавшись на земле, юноша положил жив-лист на плоский камень. Найдя подходящий булыжник, принялся растирать растение в волокнистую кашицу. Правая рука покрылась волдырями, поэтому работал левой. Летта предложила помощь, но он только покачал головой и, стиснув зубы, предпочел самостоятельно терзать лозу до тех пор, пока кашица не стала однородной и маслянисто поблескивающей.