Пора меж волка и собаки

В летний день, когда зажигались костры в честь Купалы, до сих пор чтимого Бога урожая и земных плодов, затворялись двери обителей Алексеевской и Зачатьевской. Игуменья их черная говорила, что от грехов земных от обряда старого. Однако ходил слух, что как раз этот обряд и справляли за глухо запертыми воротами монастырей. В Зачатьевском в честь зачатья святого всех плодов и самого человека, что плодом земным является, а в Алексеевском в честь таких старых Богов, что и не помнит никто уже из живущих на земле. Но опять того не видел никто, а язык, он ведь как помело, всяк мусор метет.

Молва же была права. Под двумя зелеными шатрами с коронным опояском двойным, под такой же зеленой колоколенкой собирались на Купалу сестры обители на Лебяжьем острове. Только мало они были похожи на смиренных сестер, что взгляд от земли не отрывают и рта не раскроют, как не проси.

На Купалу вкруг знича в роще березовой, на полянке у теремка резного матери игуменьи, собирались Девы-Лебеди в белых своих хитонах, как в былинные времена в Храмах Артемиды заступницы Матери всех Богов. Танцевали они танец плывущего лебедя, закрутившись в хоровод – круг солнечный. Девы-воины, амазонки, в бою и на защите храмов своих известные как вравронии. Тогда они в медвежьих шкурах, поверх броней накинутых, вставали с мечом в руке плечо к плечу с берсерками, и не известно было кто из них в бою страшнее. После боя известные как валькирии или гурии, Жрицы Забвения, дающие воину право забыть и кровь, и стоны раненых, мольбы о пощаде и хрипы предсмертные. Воину дающие – сами не забывающие. Приходили к ним на праздник великие герои прошлых лет, те, кто обрел бессмертие за дела свои. Былинный вождь Купавон с перьями их на шеломе и Лоэнгрин, всегда имевший в свите своей дев-воинов. Многие приходили, кто помнил их отвагу в битве и ласки на пиру победном. Звали их Лебедиными Девами и считали дочерями Богов морских. В Купальскую ночь надевали они венки из цветов полевых и трав и вспоминали ту, которой служат столько лет.

В этот раз Малка не звала никого. В этот раз жрицы Артемиды должны были не только хороводы водить и венки по реке пускать. Надо было решить вопрос о больном, о доме новом. Не с руки было ведуньям и весталкам в большом посаде оставаться. Хоть и ясна расхожая байка, мол, дай Бог тому, кто в этом дому. И Москва-град, вроде бы, как и Дом Богородицы, а они все сестры и слуги ее. Только вот не тому Богу стала вся толпа и чернь молиться, а уж на Торгу и в Китай-городе и подавно. Не было теперь в этом дому места Девам-Лебедям.

Она вышла к капищу в одеянии Великой Жрицы. В белом хитоне, в золотой диадеме, где как зеленая звезда горел великолепный изумруд, кажется, извергая из себя лучи сочного цвета молодой травы. Под огненно-рыжими волосами, цвета очистительного пламени, заплетенными замысловатым плетением в длинную почти до пят косу, проглядывался ордынский символ – золотой полумесяц. Белоснежный хитон не спадал свободно, как у Жриц Забвения, а был перетянут по осиной талии зеленым змеиным ремешком, показывая, что обладательница его дева-воин. На пальце голубым цветом далекого южного моря отсвечивало колечко самой Артемиды, подаренное Малке в незапамятные времена еще в Храме в Эфесе, давно сожженном озверевшей толпой или, как говорят ноне, сумасшедшим по имени Герострат.

– Царевна-Лебедь, – прошелестело среди жриц.

Они видели свою наставницу в разных видах: суровой матерью настоятельницей, смешливой боярыней, неустрашимой воительницей, лесной волховиней, берегиней Русской земли…, но Царевной-Лебедью впервые. Хотя многие слышали, что Малка любимая жрица Артемиды. Кто-то знал, что была она близка и к старым Богам: Макоши – Богине Судьбы, Святобору – Богу лесов, даже к самому Богу солнца Яриле. Говорили, что сама она стала одной из Ариний – Богинь мщения. Много о чем говорят в народе. Но вот, что бы Царевна-Лебедь, Царь-Девица, Великая Жрица, Совершенная среди Посвященных, об этом не знал из жриц никто!

– Дорогие сестры мои, – как легким ветерком дунуло по рядам, – Все вы здесь мои сестры. Многих из вас я знаю давным-давно, еще с тех стародавних дней, когда Храмы наши гордо возносили свои белоснежные стены к синему небу. Они теперь такие же Посвященные, как и я. Других я помню, с тех времен, когда служили мы службу в высоких Соборах со стреловидными башнями, названными по воинам нашим, готскими. Многим тогда открылось Просветление, и не боялись они идти на костры очистительные, на которые посылала их озверевшая толпа. Они здесь, имя им – Просветленные. Есть среди нас, и только что Пробудившиеся, те, кто выбрал своей долей службу Артемиде в это время не легкое. Сегодня я собрала вас всех.

– Зачем Сиятельная? – не выдержал, сорвался, звонкий девичий голос.

– Много будешь знать – скоро состаришься! – улыбнулась Малка, развеяв своей шуткой, особо уместной среди Бессмертных, общее напряжение, – Я все скажу. А сначала я расскажу вам былину или сказ. Слушайте.