Пора меж волка и собаки

– Меня просили передать слова! – удивившись его поведению, ответила тень. Она привыкла, что при ее появлении были слезы, обмороки и видела даже, как люди седели прямо на глазах.

– Что за слова и от кого? – с достоинством продолжил маг Ди.

– Слова от Великого Мастера Игнатия Лойолы.

– Говори!

– Самый опасный враг – отсутствие врагов! – тень замолчала и надвинула капюшон.

– Все!

– Все, – за окном подул ветер, хлопнула ставня. Гуляй отвлекся на миг. Тени в комнате не было.

– Самый опасный враг – отсутствие врагов! Ты прав Роллан! Пора в дорогу.

Больше великого мага, создавшего Британскую империю не видел никто.

Королю Якову принесли резную шкатулку черного дерева, найденную в комнате Джона Ди. Он долго крутил ее пока неожиданно не нажал завитушку тонкой резьбы. Крышка открылась с мелодичным звоном, в шкатулке лежал лист пергамента с оттиском странной печати. В семиугольнике был вписан странный знак, состоящий из двух переплетенных то ли триад, то ли квадратов, образующих подобие Вифлеемской звезды. Внутри нее, как знак беды, выпукло и кажется, осязаемо выступала пентаграмма, направив свои острые углы-копья на пять сторон.

– И что! Что это!? – вопрос короля ответа не получил.

Глава 3 Отравители

Гордыня людей ничтожных выражается в том, что они постоянно говорят о себе; гордыня людей значительных – в том, что они не говорят о себе никогда.

Вольтер

В сырой и глубокий подземным терем к Бомелию, подвалом его просто язык не поворачивался назвать, Малка проскользнула тайным ходом, идущим из ее теремка под всем Боровицким холмом. Чернокнижник сидел за массивным столом, уставленным разного вида склянками и четвертями. На очаге булькало какое-то варево. По всей подземной горнице разливался ровный свет, исходящий из светильника висящего под потолком, низко нависавшим над столом.

– Хорош светильник, пошто другим не кажешь? – спросила Малка, появившись внезапно.

– Ты что теперь и сквозь стены ходишь, сестренка? – улыбнулся ей Микулица, – А светильник всем давать не надо. Не поймут, что там огненная вода горит,…и сожгут ею обливши. Темен народ…и зол.

– Прав, прав ты, ой как прав! – она поискал лавицу и села на широкую скамью, – А ты бы у Мастеров, что как кроты весь холм изрыли, поспрошал, куда ходы ведут, тогда знал бы, наверное, что стены здесь пропускают тех, кто их тайны знает. Не ровен час, явятся к тебе гости не званные, и светильник потушить не успеешь.

– По части все знать, это ты у нас Мастерица, а мы так – в пыли копаемся, как черви книжные. Ладноть язык трепать, пошто пришла?

– Ты тут царю, всяческие враки врал, про весточки Гуляем оставленные. Ты мне скажи, с чего это ты вдруг про змеюков вспомнил? – она поискала взором по столу, нашла кувшин, протянула руку.

– Весточки – это конечно брехня полная. Бутурля, как ордынцы говорят, Но вот то, что Сильвестр с Адашевым и всякая прихвостень, что вокруг Избранной Рады пасется, решили Анастасию травануть, то почти доподлинно мне известно, – он попытался перехватить кувшин, что она поднесла ко рту, – Гляди, захолонет дыханье-то!

– Тьфу ты, – она поперхнулась от первого глотка, – Это что за дрянь у тебя. Я не окочурюсь с зелий твоих?

– То вода огненная, что в светильнике горит. А то, что не окочуришься, точно. Это как вино, токмо крепше, и в башку бьет сильнее, – он протянул корчагу, – На вот, водичкой ключевой запей.

– Всяку дрянь тут варганишь в сырости своей. Однако греет дрянь-то, и в башку шибает. Потом с тобой поговорим об ней. Травануть значит хотят? А чем она им не сподобилась-то? Справная девка и тихая. Ребенков ростит и никуда нос не сует.

– Так тем, что не поет государю в уши по ночам, то, что сродственнички, схарьевцы просят. И то, что рядом с государем не трется, что бы все секреты вызнавать и своре этой Сильвестровой носить, – он налил в корчагу еще водички, – Ты воду пей, а то горло сгорит.

– А что Адашеву мало, что он теперь в Собакиной башне, в Тампле на казне имперской сидит? Тоже мне новая Собака казны завелась. Не Собака, а шакал приблудный, – она откашлялась, – А ведь вправду сгорело горло-то от твоей воды. Вот ты бес чернокнижный!

– Мало, все им мало. Алчность глаза застит. Хотят Анастасию уморить. На меня, на тебя свалить. На орденских братьев напраслину повесить, да на старые ордынские роды…

– Вот так! Одним махом – семерых побивахом! Мудрецы, да и только! Что ж пора им и укорот давать! – она встала.

– Будем Ивану докладать, про заговор? – Микулица тоже встал.

– Нет! – резко оборвала его Малка, – Пусть травят! Потом всех в мешок… и в воду! Отлей-ка мне своей отравы. В лампадку налью, мне бояться некого. Да и погреюсь когда, никогда, – она взяла склянку и пропала также внезапно, как и появилась. Микулица только глазами лупал.

– Где ж ход-то? – подумал он, – Надоть найти, надоть, – пел он себе под нос, обстукивая стены вершок за вершком.