Пора жить

— Вижу, девка, что ты ласковая к нему. И он к тебе, сиротка, тянется, — она горестно вздохнула. — Когда они с матерью в аварию попали, Зинаида погибла, а Илюшка замолчал, возила я его в городскую больницу. Там направление ему выписали в Хабаровский госпиталь, но без всяких гарантий. Тут Степан запил, не мог простить себе этой аварии. Я и слегла, не осилило всего старое сердце. А когда оклемалась маленько, так другие заботы закружили. Так время и пролетело. Выходит, бывает так, что дети отвечают за грехи своих родителей…

Катя видела, что Ильиничне хочется поделиться своими переживаниями, и она попросила:

— Расскажите мне, Марина Ильинична, про вашу семью.

Ильинична словно ждала этого, посмотрела вдаль, вздохнула и стала рассказывать.

— Отец мой — цыганский барон. Табор наш был не очень большой, но дружный. Почти все в нем друг другу родней либо сватами доводились. Свадьбы все старались в своем таборе играть. Кочевали мы по степям Молдавии, ходили по берегам Черноморья. Вольно было нам. Я в семье третья родилась после двух сестер, затем был брат Миро. Сестры скоро замуж повыходили за своих из табора. Я к шестнадцати годам тоже невестой считалась. Однажды летом мы стояли под Одессой, приехал к отцу богатый цыган из оседлых. Долго они разговаривали. Отец меня позвал. Посмотрел на меня гость, заулыбался, видно было, что понравилась я ему. Когда уехали они, Миро рассказал, что меня за сына этого цыгана сосватали. Я видела этого сына в Одессе на Привозе. Яркий он да пустой. На словах хвастливый, а на деле трусоватый. Но отцу перечить не принято у нас. И стала я невестой. К осени свадьбу готовили. Жених ко мне всего один раз приезжал. Открыто мне сказал, что хоть я и дочь барона, да его род богаче нашего будет, и что сватаньем этим он меня осчастливливает, и чтобы с этой мыслью я к свадьбе готовилась. А я молоденькая еще была, в тонкостях не сильно разбиралась, но гордости набраться уже успела. Поэтому не рада была такие слова от него слышать, но промолчала тогда. Через несколько дней пошли мы с сестрами да подружками на Молдаванку работать. Миро мой шустрый был. Хоть и малой, а карманы уже легко чистить умел. Подружки зазывали погадать, а я все больше по сторонам смотрела.

Тут шум услышала. Здоровый бугай моего братишку держал, на краже поймал. Миро вьюном вьется, вырваться хочет, а тот верзила руки ему заламывает и к земле пригибает. Вижу, больно братишке. Подружки говорят, не встревай, сама пропадешь. Только я подлетела и по-цыгански кричать стала, брата из рук торговца вырывать. Все вокруг шумят, возмущаются. Вдруг подходит молодой военный в погонах и громко обращается к толпе: «Граждане, расходитесь, я сам доставлю нарушителя в отделение». И берет Миро за одну руку, а меня, я не перестаю кидаться и освобождать брата, за другую. Крепко берет, понимаю, что не вырваться уже. Тут свисток со стороны слышится, торговец с подозрением смотрит на военного. Тогда тот и поступил по-военному, быстро и оперативно, тихо нам говорит: — «Ну, ребята, теперь бежим!» И мы, сломя головы, давай убегать с базара подальше. Слышим, погони вроде нет, отдышались под деревом. Я хватаю брата, хочу дальше бежать. Только он отпихнул мою руку, говорит военному:

— Выручил ты нас. Я сразу сообразил, что никуда ты нас не поведешь, Маринка, дура, панику подняла, а я понял, что ты за нас! Будь мне другом! — и руку ему протягивает.

Я брови нахмурила, говорю ему по-цыгански:

— Сам дурак! Не доверяй чужому, бежим в табор!

А парень улыбается и на нас глядит по-доброму. Братишка спрашивает:

— Ты почему нам помогать стал?

— Друг у меня на войне был, Яша, цыган. От смерти меня спас. А до победы не дожил… Много про свою цыганскую жизнь рассказывал. Братом мне стал. Я, когда увидел вас, подумал, а может, он из вашего табора, вот и вступился.

Потом на меня взглянул и, улыбаясь, пошутил:

— А еще глаза твои огнем горели, пожар ведь мог начаться, пришлось бы тогда еще и пожарников вызывать. Никогда таких глаз не видел!

— Но, но! — оборвала я его. — Ты мне здесь песни не пой! Знаю я вас, щелкоперов! — и грозно брови нахмурила.

А он так весело рассмеялся, и братишка следом за ним хохотать начал. Да от радости, что свободным остался, по земле кататься принялся. Что с него взять, пацаненок еще. Да только я тогда стояла, а щеки огнем пылали.

— Ладно, ребята, — говорит военный. — Я еще месяц здесь буду. Вон там моя часть расположена, — и указывает в сторону Мойки, там военные городки в ту пору находились. — Приходите в гости! На проходной майора Громова спросите, меня вызовут. Только вечером заходите, после службы, я вас настоящей халвой угощу!

Распрощались мы и разошлись. Миро радостно мне говорит:

— Я, Маринка, завтра, к нему в гости обязательно пойду! Теперь у меня друг — майор! А ты, Маринка, все равно дура!