Порча

– А что специальной молитвы за здоровье нет? – спросил я у тети Зои. – Сорокоуст – это ведь очень долгая молитва. Бабка, помню, когда исполняла ее, больше месяца и в собор ходила, и дома молилась.

– Да, Сорокоуст полагается. Сорок дней надо молиться. Большая служба.

– А сколько это будет стоить? – спросил я. Тетя Зоя назвала сумму.

– Хорошо, теть Зоя, я посоветуюсь с Верой, как она расценит.

– Посоветуйся. Приходи потом.

– Хорошо, теть Зоя.

Однако Веру занимали другие вопросы. Она внутренне настраивалась к предстоящей операции, а молитва за исход операции никак входила в ее планы. Надеялась, что все обойдется. Когда я сообщил ей о разговоре с тетей Зоей, она отреагировала прохладно.

– Делать тебе нечего.

– Что, ты думаешь так просто все? Это ведь не шуточки, такая операция тебе предстоит.

– Какая такая?

– Не боишься, что ли? – она посмотрела на меня пристально, ничего не ответила.

– Давай закажем службу?

– Нет, не надо, – ответила она. Затем, подумав, добавила: – Если бы знать наверняка, что будет толк…

– Думаешь, бесполезно?

– Да, думаю, бéстолку, – сказала Вера. А я считал иначе.

– Там вообще-то духовный труд распределен между несколькими женщинами. Они ежедневно бывают в храме и молятся. Помню, бабка молилась Сорокоуст, так приходила домой, чуть живая: уставала сильно. Молиться будут только за одну тебя, не как в вашей мирско́й церкви, молятся за список.

– Может быть, и надо, – засомневалась было Вера, но подытожила по-своему: – После операции, посмотрим. – Я дипломатично не настаивал. Так этот вопрос и замылили.

Как-то мне пришлось заехать по делам в наш второй офис, расположенный в центре города. Заправляла там, курируя экономику, Людмила Макаровна, жена Холодова. Заметив мое удрученное состояние, поинтересовалась, как чувствует себя Вера. Я ответил, что плохо. Чуткая женщина, она тут же при мне позвонила мужу, попросила посодействовать. Холодов незамедлительно связался с приятелем, работающем в онкобольнице на солидной должности.

На следующий день Веру положили в ту самую больницу, где ей в конце прошлого года удалили матку. Лапароцентез, незначительное хирургическое действие, с чем жена неделю лежала в местной больнице, сделали в тот же день, как поступила. За несколько минут. Потом уж сдавала анализы, обследовалась.

Тем временем случайно я обнаружил в книжном шкафу завалявшийся с незапамятных времен журнал ЗОЖ («Здоровый Образ Жизни»), где рассказывалось о методе Шевченко. Пожелтевший экземпляр воспринял, как перст Божий.

Рак, по Шевченко, излечивался с помощью эмульсии из растительного масла и водки. Вышел на сайт в Интернете и загорелся. Описание успешных примеров возымело свое действие. Подкупила не столько широкомасштабная реклама, сколько бескорыстность подачи материала, то есть не требовалось никаких денег.

Съездил, наконец, в церковь, внес пожертвование на проведение молебна. Поговорил с тетей Зоей. Она сказала:

– Вова, ты, как Вера выпишется, привези ее сюда обязательно. Анастасия Викторовна (матушка) как раз в субботу будет совершать крещение. Покре́стим твою Веру. Некрещеной нельзя. Привези сюда. Обязательно привези.

– Хорошо, привезу, – тетя Зоя улыбнулась в ответ, затем подала мне небольшой пакетик с желтоватыми шариками и пояснила:

– Это ладан. Придешь домой, благословись, зажги древесных углей в баночке, насыпь туда, и с восточного угла обойди все комнаты по часовой стрелке.

Вернувшись из церкви, я нашел в гараже древесный уголь, припасенный для шашлыков, соорудил из консервной банки примитивную ладанку. Придя домой, зажег в ней уголь. Когда уголь разгорелся, стал подкладывать шарики, проходя по комнатам. Ладан дымился, обдавая благоуханным запахом каждый уголок.

Ежедневно я приезжал в больницу. Палата, в которую поселили Веру, располагалась на первом этаже в сквозном коридоре. Досадная стукотня перфоратора, заставленные мебелью стены, равнодушие санитарного персонала – вся обстановка больницы свидетельствовала о незавершенном ремонте. Обширная палата была под завязку забита больничными койками. Когда я приходил, Вера поднималась, усаживалась на кровати, я подсаживался рядом. Разговаривали полушепотом, то и дело оглядываясь.

– Вон видишь, девушка лежит под одеялом? – Вера кивнула на противоположный угол.

– Как можно увидеть, если она под одеялом? Может это старушка от врачей прячется, – пошутил я. Вера посмотрела на меня укоризненно.

– Я тебе говорю! Верь, значит.

– Верю, Вера, – я улыбнулся.

– Красивая очень. У нее рак костей. Страшные боли в ногах. Слышно иной раз как скрипит зубами. Представляешь, ни разу не застонала. Вот какая!.. – Вера помолчала. – Похоже, недолго ей осталось. Сестра родная к ней придет скоро. Похожа на нее. Жалко девушку, двадцать один год всего. – Вера окинула взглядом палату и добавила, потупившись: – Тут все безнадежные… – У меня в ответ чуть было не вырвалось: «и ты, что ли?», но язык не повернулся так переспросить. Я неловко съехал с тяжелого вопроса.

– Да-а-а… Жалко. Молодая, жить да жить еще, – и потянул руку к сумочке. – Помнишь, мы выписывали газету ЗОЖ?