Порченый подарок

— Это уже конец или есть еще что-то? — с нетерпением спросил онор Бора, вроде бы и не замечая, случайно или нарочно, только что произошедшего между моими соотечественниками, но с подозрением косясь наверх и не отпуская меня.

— Остались мелочи, — кивнул Инослас, как будто именно он был главным распорядителем всей церемонии, определяющим ее ход, что, впрочем, было правдой, по сути. — Уважаемый Дооно, записи, пожалуйста, а дорогие свидетели — извольте их подтвердить.

Я шевельнула кистью, пытаясь освободиться из властного захвата предводителя аниров, но он не отпустил, наоборот, подтянул ближе и наклонился к моему лицу.

— Жена, — произнес он, пристально глядя мне в глаза и повторил, будто слово показалось ему слишком вкусным, чтобы удовлетвориться одним разом. — Жена.

Бора продолжал всматриваться в меня, словно ждал чего-то, каких-то изменений, а меня тряхнуло еще раз, чего он не мог не заметить, и внутри вдруг все стихло. Может, запас моей нервной силы исчерпался или затаился в преддверии нового испытания?

Внезапно вокруг началось какое-то движение: аниры загомонили, поздравляя своего предводителя, но далеко не все, и не слишком уж это напоминало ликование, скорее уж радость от того, что тягомотина чужого обряда завершилась. Под визгливые требования жреца быть аккуратнее, мужчины с легкостью подхватили и сам алтарный камень, и все остальные предметы культа и бодро понесли их к выходу. Один из молодых воинов присел, на его широкие плечи встал другой и потянулся снимать фигуру Даиг, но прежде чем дотронуться, приложил правую руку к сердцу, невзирая на неустойчивость положения, и почтительно наклонил голову.

— Со всем уважением и прошу прощения, если что не так, Прекраснейшая, — произнес он.

— Пресветлая! — зашипел от злости Дооно.

— Ага, так и есть, — без тени насмешки согласился парень, начал отцеплять крепления и спросил у Бора, игнорируя жреца: — Предводитель, все в повозку?

— Погодите, — качнул головой он. — Ликоли, тебе нужно что-то из этого? Или ты бы хотела оставить жреца? Он нужен чтобы ты могла обращаться к своей богине?

Выражение лица Носителя света в тот момент было бесценным: глаза едва не выскочили из орбит, рот перекосило, голова замоталась, и почудилось, что еще секунда — и он завопит и бросится прочь не разбирая дороги.

— Пресветлая Даиг чрезвычайно добра к своим детям и не требует присутствия Носителей своего света в их ежедневной жизни, только по весьма значимым поводам, — вмешался руниг. — Но с вашей стороны чрезвычайно щедро и великодушно предложить молодой супруге оставить при себе хоть кого-то из земляков, хотя бы на первое время, ради ее душевного покоя.

— Помнится, я уже говорил тебе, чтобы ты не смел говорить за мою жену, достопочтенный кресс, — процедил Бора сквозь зубы, и я отчетливо заметила грозовую тень, промелькнувшую в безбрежном голубом его глаз. — Не испытывай мое терпение, оно не бесконечно.

Я ощущала прожигающий взгляд Иносласа, явно требовавший моего вмешательства, но лишь сглотнула и промолчала, а анир продолжил:

— Если таково желание моей супруги, то она может оставить при себе кого-либо. Вот только тот, кто выберет последовать за ней, должен уяснить, что обратного пути в Гелиизен у него не будет. Ходить через границу и обратно имеют право урожденные аниры и больше никто.

Мой муж еще и договорить не успел, а кресса Конгинда, второй свидетель и жрец стали пятиться куда подальше от нас, и только главный руниг не сдвинулся с места.

— Хочешь оставить при себе его? — Бора вел диалог только со мной, других просто ставил в известность.

— Думаю, отец крессы Греймунны будет гораздо меньше тревожиться за ее судьбу, если узнает, что рядом с ней кто-то достойный доверия. А у него ведь такое слабое здоровье, и беспокойства ему совершенно ни к чему. — Ну вот и плеть вдоль спины и прямая угроза. Глупая девчонка, ты же не думала, что Инослас и правда позволит тебе смолчать и сорваться с крючка?

— Да что же ты так жизнь не любишь, воин? — сдержанно рыкнул предводитель аниров, по-прежнему и не думая оторвать от меня взгляд, от интенсивности которого меня уже в пот кинуло. — Ликоли?

— Да, пусть останется, — пробормотала я, не в силах даже под давлением произнести, что хочу этого.

Бора прищурился, на мгновение почудилось, что как-то недобро, потом вздохнул, будто что-то отпустил, и аккуратно вытер пальцем капельки пота, выступившие над моей верхней губой и кивнул.

— Все что захочешь, Ликоли, ради тебя, твоего спокойствия и слабого здоровья мужчины, подарившего жизнь тебе, — стремительно поменявшись, с беспечной улыбкой ответил он. — А теперь, как я понял, положено пировать!