Порченый подарок

— В таком случае, как хорошо, что есть я, способный взять на себя эту обязанность, кресса Греймунна, вам остается лишь забавляться их щебетанием, когда возникнет такое желание, — с нарочитым легкомыслием сказал Инослас и накрыл бранше обратно.

— Мы с супругой желаем вам и дальше сколько захочется наслаждаться щедростью этого стола, но покидаем вас! — громко объявил Бора и, сунув преподнесенный клинок за пазуху, набросил на мои плечи мех, завернул в него и подхватил, унося в уличную темноту и холод от шума пирушки.

Торопливыми широкими шагами он практически домчал нас до гостевого дома и внес внутрь жарко натопленного помещения.

Поставив меня на пол в той самой спальне, где я жила до сих пор, стянул через голову свою кожаную безрукавку сразу с белоснежной рубашкой и внезапно присел передо мной, положив ладони на бедра и заглядывая снизу в лицо.

— Я долго ждал тебя, Ликоли, и очень нуждаюсь в тебе, понимаешь? Тебя ведь не оттолкнет это? — спросил он, и от звука его огрубевшего голоса и резко потяжелевшего взгляда и дыхания мои внутренности резко наполнились режущим ледяным крошевом, а потом и вовсе начали смерзаться в сплошную мертвенно-холодную глыбу.

— Да, я понимаю и не боюсь, — соврала я и покорно кивнув, стала торопливо снимать одежду, стараясь не смотреть на огромного мужчину, жадно наблюдавшего за мной.

Чужой, он ведь совсем чужой мне, но обладает всеми правами получить все, и нужно это перетерпеть.

Оставшись в одной длинной рубашке, забралась на постель, почти уже не в состоянии ничего видеть из-за нарастающей паники, и вытянулась на спине, отворачивая лицо к стене.

Послышалось шуршание одежды, и я уже ничего не могла сделать с тем, что меня затрясло, как в ознобе, на коже выступила холодная испарина, и пришлось сжать зубы, чтобы они не застучали.

— Посмотри на меня, жена, — приказал Бора, и его голос прозвучал очень раздраженно, прямо-таки на грани настоящего гнева. — Посмотри, я сказал!

Медленно повернув свою как будто одеревеневшую шею, я взглянула на него, стоящего уже без единого клочка одежды перед кроватью, и поняла, что проигрываю сражение с истерикой.

Я всего только раз смогла полностью рассмотреть Алмера, тогда, перед смертью, и он был намного меньше Бора, абсолютно во всем. И если уж мой первый муж проводил меня каждый раз через пытку в моменты близости, то этот анир реально убьет с первого же раза!

Разум помутился, тело конвульсивно дернулось, и следующее, что я осознала было то, что рыдаю, скрутившись клубком и возношу невнятные упреки Пресветлой, которая за что-то карала меня так жестоко.

Бора не стал прикасаться ко мне, ничего не сказал все то время, что мне понадобилось, чтобы взять себя под контроль и проникнуться стыдом за свое ужасное и трусливое поведение. Предводитель аниров, как был обнаженным, отошел к окну и стоял там, широко расставив мощные ноги и пристально глядя в темноту.

— Прости меня. — Поздно извиняться, Мунна, ты все испортила с самого начала и продолжаешь это делать с маниакальным упорством!

— Я для себя решил поначалу, что никогда не спрошу тебя о том, кто был до меня, — глухо ответил Бора, и его голос подрагивал от ярости. — Достаточно и того, что ты говорила о своей любви к нему как о прошлом. Но теперь я хочу знать все, потому что должен знать имя ублюдка, сделавшего тебя такой, Ликоли. Он недостоин жизни.

ГЛАВА 10

— Он и так уже умер, — ответила, окончательно давя последние всхлипы. — Убит.

Прижавшись спиной к очень теплой стене, за которой была печка, и, подтянув к груди колени, я ощутила чуть больше комфорта, нервная дрожь стала покидать тело. Однако я даже близко не представляла, что могла бы рассказать все обо мне и Алмере. Никому, а уж тем более супругу, мужчине с которым собиралась делить жизнь. Мне хватало и того, что каждый раз при виде Иносласа вспоминала пережитые ужас и унижение. Кто бы вообще смог поведать подобное о себе, вывалить всю мерзкую подноготную, сознаться в собственной слепоте и глупости, а еще и в том, что, выходит, была нежеланна сама по себе. Чего уж тогда сразу в дерьме не вываляться при всем народе?

— Убит, — повторил Бора с резким выдохом. — А был бы жив… Не важно. То не для твоих ушей. Но его смерть не отменяет того, что мне необходимо знать, насколько он все испортил для нас.

— Я не понимаю, — взглянула на него и тут же отвернулась, а щеки залило жаром.

Предводитель аниров больше не стоял спиной, и каким бы скудным ни был свет единственной лампы, он нисколько не скрывал очертаний его мощного тела, даже наоборот, игра теней как нарочно выделила форму каждой его мышцы, мягкое мерцание гладкой кожи, и самое главное и пугающее для меня — угрожающую длину и тяжесть мужской плоти. От одного ее вида едва утихшая дрожь пробуждалась заново, а внизу все сжималось и ныло, памятуя о том, какой болью способно обернуться вторжение.

— Не понимаешь чего? — тон Бора был слегка озадаченным.

— Тебе уже известно, насколько я испорчена. — Просто сгорала от смущения, зачем говорить об очевидном? — Этот факт неизменен, и разве у него могут быть разные степени?