Порченый подарок

— Ликоли… — вздохнул супруг и стремительно пересек комнату, снова оказавшись передо мной, лишая возможности избегать смотреть на него. — Я абсолютно о другом. Он силой тебя брал? Пугал? Боль причинял?

Вскинув голову, я уставилась в его хмурое лицо, просто потому что откровенно трусила глядеть ниже.

— Нет, никакого насилия и страха. — Если не считать каждый раз боязни проходить через необходимость близости. — Но… боль… да.

— Вот теперь я не понимаю, — схватившись за переносицу, Бора присел, избавляя от нужды задирать голову. — Как же он смог заставить тебя согласиться добровольно терпеть то, от одной мысли о чем теперь так трясет и скручивает?

— Он не заставлял. Я, может, и наивна была, но в курсе, что должно происходить между мужем и женой после обряда! — Невыносимая неловкость уже переполняла чашу моего терпения и начинала превращаться в зачатки злой обиды. К чему все эти разговоры? Ведь сколько ни болтай и не выясняй гадкие подробности, это никак не освободит меня от неизбежного. — Женщина должна уметь терпеть, и я умею, онор Бора. Мне и так бесконечно стыдно за свое поведение, что наверняка уже заставило тебя пожалеть о том, что выбрал меня, а не любую другую. К этому браку я не стремилась, но раз уж мы вместе, то готова исполнять все надлежащие супруге обязанности!

Выпалив последнее, снова вытянулась на кровати и зажмурила глаза.

Бора издал нечто похожее на зверское рявканье, и что-то с грохотом врезалось в стену.

— Встань, Ликоли! — грубо приказал он, и когда я не двинулась с места, схватил меня за руку и бесцеремонно вздернул на ноги. — Готова исполнять обязанности, говоришь? Терпеть меня, будто я монстр, которому швырнешь себя, как кусок мяса? Как подачку? Ну тогда раздевайся!

В испуге я судорожно стиснула ворот своей сорочки, попытавшись попятиться, но Бора схватил тонкую ткань на груди и разодрал ее, вырвав из моего захвата последние клочки, и швырнул через всю комнату.

— Хочу видеть ту плоть, что ты мне так щедро жертвуешь, жена, а не проклятые тряпки! — угрожающе навис он надо мной, а я не могла и шелохнуться, обратившись в изваяние из льда и ужаса. — Больше никогда, слышишь, никогда ты не ляжешь в одну постель со мной не обнаженной! Тебе ясно?

Даже если я и хотела кивнуть, то полнейшее оцепенение не дало мне этого сделать. Так и стояла, прижав стиснутые в кулаки руки к груди.

— Ар-р-р-р! — Бора вскинул голову и зарычал в потолок и вдруг заметался по комнате, как зверь в западне. — Ну вот опять, опять я сделал это с тобой! Почему, Ликоли?

— П… прости, — смогла выдавить я.

— Не «прости»! — снова гаркнул он, но сделав несколько рваных выдохов, подошел, замер за спиной и повторил намного мягче: — Не «прости», жена, не тебе тут извиняться. — Он медленно, почти крадучись, обошел меня, встал на расстоянии вытянутой руки и выпрямился больше обычного, демонстрируя широченный разворот своих плеч и мощь мускулистой груди. — Посмотри на меня, Ликоли. Есть во мне хоть что-то, что привлекает твой взор, или все только отталкивает, и это я, по сути, насильник, что принудил тебя к супружеству, у которого нет будущего?

Его мольбе-приказу просто невозможно было не подчиниться, несмотря на испуг, и снова мои эмоции бешено скакнули в другую крайность, заставляя задержать дыхание теперь от сильнейшего стеснения. Как может такой шокирующе огромный и излучающий неоспоримую властность мужчина смотреть вот так… с нуждой, досадой, будто находясь на грани отчаяния. Словно он был тут беззащитным и беспомощным, а не я. Этим Бора в единое мгновение, как пользуясь запрещенным волшебством, лишал мой страх, раздражение и обиду почвы под ногами, внушая мне ощущение того, что мы пребываем в равном положении, стоим на пороге чего-то значимого, того, что имеет одинаковые шансы принести и радость, и несчастье.

— Мне пришлось стать твоей женой перед ликом Пресветлой — тут уже ничего не изменить, но собираюсь попытаться быть в этом настолько хорошей, насколько вообще смогу, — заставила себя не бормотать, а говорить с уверенностью, которой на самом деле не было и в помине. — Если ты тоже проявишь терпение, согласишься больше подсказывать мне, а не раздражаться или ждать, что догадаюсь обо всем сама, то у нашего брака не может не быть будущего.

— Я вспыльчив, да, — с неожиданной покладистостью согласился предводитель. — Но ты могла бы к этому привыкнуть? Если я поклянусь, что никогда, даже будучи в ярости, не смогу причинить тебе реального вреда?

— Со временем, когда смогу поверить, что твоим клятвам стоит доверять, — выпалила я и замерла в ожидании реакции. Ведь мои слова звучали на грани оскорбления.

— Справедливо, — кивнул Бора. — Но все же, рискуя подтвердить твое мнение о скудности запасов моего терпения, прошу, ответь на мой вопрос: есть во мне что-то, что тебя привлекает? Почему ты постоянно отводишь глаза, будто смотреть на меня неприятно или стыдно?

— Просто ты… большой и… — Помоги же мне, Даиг, не задохнуться от смущения. — И очень-очень голый. И опять же… большой, прямо-таки громадный.