Порфира и олива

Наконец вход полностью открылся. Калликст лежал в беспамятстве на дне грязного рва, среди разрозненных костей рабов и скелетов, еще закованных в цепи, на которых можно было различить выгравированное имя их владельца — Карпофора. Повар несколько раз окликнул беглеца, но тот, скорчившись на боку, словно зародыш в материнской утробе, с ладонями, зажатыми между колен, не откликнулся на его зов.

— Он... Может быть, он мертв? — прошелестела Эмилия.

— Нет. Чтобы умереть, недостаточно провести несколько часов в оссуарии. Особенно когда ты такой здоровяк. Помоги-ка мне, я спущусь.

— Не надо! Погоди, есть средство получше.

Служанка торопливо раскрыла бурдюк с вином, который она предусмотрительно захватила с собой, и выплеснула его содержимое в лицо фракийцу. Результат не заставил себя ждать. Калликст вздрогнул, захлопал глазами и, увидев своих друзей, склонившихся над краем рва, с трудом приподнялся:

— Вы... Наконец!

— Дай мне руку, — приказал Карвилий.

Калликст повиновался, и через мгновение, опираясь на края щели, выбрался па вольный воздух.

— Говорил же я тебе, — пробурчал старик, — этот парень крепче дуба.

Потом, обернувшись к Калликсту, добавил:

— Это правда, что ты пытался убить Елеазара?

— Я должен был это сделать, — сказал тот, стискивая рукой тяжелый кошель, болтающийся у него на поясе. Затем, помолчав, спросил с некоторым беспокойством: — Он... мертв?

— Не совсем так, — отозвался Карвилий, — но вроде того.

Да ладно! — бросила Эмилия. — Этот пес получил куда меньше, чем заслуживал. Скольких несчастных он погубил своей нечестивой жестокостью!

— Меня не печалит возможная смерть Елеазара, я беспокоюсь о том, кто ответственен за это. Ибо сказано: «Не убий». Всякое нарушение заповедей клеймом ложится на душу.

Повар вздохнул и с неподдельным волнением закончил:

— Если вилликус умрет, я могу лишь пожелать, чтобы Господь смог простить тебя. И в этом мире, и в том...

— Думаю, если твой Бог вправду таков, как ты его все время описываешь, он меня уже простил, — со слабой улыбкой заметил фракиец. — А сейчас мне пора уносить отсюда ноги. Светает. Если нас здесь обнаружат...

— Возьми, я тебе собрала поесть, — Эмилия протянула ему небольшой кожаный мешок.

— Не хлопочи. Мне это не понадобится. Спасибо вам обоим. И пусть ваш Бог хранит вас...

— Ступай, друг. Не знаю, какие у тебя планы, но куда бы ты ни направился, да будет с тобой удача. А теперь поторопись.

Калликст смотрел на них обоих, горло перехватило, но в то же мгновение в памяти всплыли слова Марка: «Я и не подумаю ждать до бесконечности. В третьем часу я подниму паруса...».

Солнце вот-вот воспламенит вершины Альбанских гор. Ему ни за что не успеть в порт до отплытия «Изиды».

Давеча он привязал своего скакуна к армейскому милиарию, каменному столбу, какими были усеяны все главные дороги Империи (на них красовалось указание, сколько морских миль до храма Сатурна на римском форуме). Милиарий все так же торчит на обочине дороги, но животного нет, как нет. Он осмотрел длинный развязанный повод, валяющийся на земле, и хотя особых иллюзий не строил, все же обследовал окружающую местность, подстегиваемый слабой надеждой, что лошадь, может быть, не успела уйти далеко. Но нет: нигде ни следа.

Раздавленный, с мучительной, как никогда, ломотой во всем теле, он устремил взгляд вверх, словно прося у неба какой-то помощи, но не увидел ничего, кроме черной громады надвигающихся туч, и ему почудилось, будто он смутно различает силуэт «Изиды», рассекающей морскую гладь.

Из плотной тучевой завесы стали выдергиваться первые капли дождя. Калликст, по-прежнему не двигаясь, запрокинул голову, зажмурился, будто готовый раствориться в грозе. Решение принято. Он не отступится. Что ж теперь, упасть на дорогу и ждать, пока не подохнешь? Нет, он пешком одолеет десяток миль, отделяющий его от порта. «Изида» в это самое мгновение, должно быть, отдает швартовы. Это уже не имеет значения. Он все-таки направляется туда, на набережную.

Его пальцы сжали кожаный кошель. Став владельцем двадцати талантом, он отнюдь не обольщался относительно того, сможет ли найти способ использовать это богатство. Рано или поздно его выследят. Все погибло. И все же он, объятый каким-то самоубийственным упорством, зашагал в сторону Остии.

Двигался он невероятно медленно.

Ливень насквозь промочил его тунику, к ногам, казалось, подвесили свинцовые ядра. К тому же поднялся, завывая, ледяной пронизывающий ветер. Наперекор его отчаянным усилиям ускорить шаг, ноги словно бы не желали отрываться от земли. Он не мог унять дрожь, сотрясающую все его члены.

Вдали ему померещилось строение, похожее на термополию, стоящую на отшибе. Последняя надежда наполнила его сердце. Ему бы только добраться туда, там бы он смог перекусить, выпить кувшинчик вина, хоть малость взбодриться. Но очень скоро его постигло разочарование: то, что он издали принял за таверну, на самом деле было всего лишь развалинами брошенного дома.

А милиарии попадались на пути то и дело, преследуя его, словно в кошмарном сне. Десять миль осталось... Девять... Восемь...