Порфира и олива

Сначала Калликст решил, что это ему чудится. Что на самом деле это не улыбка, а оскал, гримаса боли. Но нет, все было взаправду. Девушка словно бы раздвоилась, плоть и дух каким-то образом перестали зависеть друг от друга.

Другие звери живо присоединились к свирепой игре. Тело Флавии превратилось в бесформенную кровавую массу, они стали катать его по песку, снова и снова поддевая когтистыми лапами, словно то была простая тряпичная кукла. А она все улыбалась.

Глава XXVI

Трактирщик скрюченными пальцами поковырялся в уголках глаз, извлекая липкий колючий осадок, скопившийся там от недосыпания. От этого его зрение прояснилось, но то, что он видел, оставалось столь же нелепым — да, все та же женщина стояла перед ним. Патрицианка? Здесь? Стоило только взглянуть разок на ее пурпурное одеяние, на эту шаль из китайского шелка, покрывающую голову и плечи, чтобы понять: уличной девке, даже самой искусной в своем ремесле, никогда бы не разжиться подобным нарядом. Незнакомка, хотя отнюдь не одаренная красотой в ее обычном понимании, имела черты, прорисованные так до странности четко, что это придавало ей известную привлекательность. Она обратилась к нему в тоне, выдающем привычку повелевать:

— Не заходил ли к тебе в эти последние дни высокий мужчина, красивый, у него черные с проседью волосы и очень яркие голубые глаза, к тому же, когда заговорит, у него еще должен быть небольшой акцент?

После этих слов на какое-то время воцарилось молчание, слышалось только потрескиванье ламп, в которых огонь продолжал пожирать последние остатки масла. Очумевшие от азарта игроки, несмотря на поздний час еще выкликавшие свои ставки, навострили уши, примолкли, чтобы лучше слышать. Трактирщик использовал паузу, чтобы прокашляться:

— Кого-кого, а мужчин здесь хватает.

— Я в этом не сомневаюсь. Но тот, кто меня интересует, надо полагать, такой горемыка, что способен выдуть с десяток бочонков белого вина.

В серых глазах трактирщика загорелся насмешливый огонек:

— Понятно. Любовное наваждение. Что ж, не знаю, тот ли это, кого ты ищешь, но ты могла бы наклониться да и заглянуть в физиономию вон тому типу, что храпит в углу.

Оглянувшись туда, куда указывал трактирщик, женщина и впрямь различила в полумраке тело, которое так и валялось прямо на полу.

Когда она пошла туда, где лежал неизвестный, клиенты невольно сторонились, отступая перед ней. Она схватила его за волосы, заглянула в лицо:

— Наконец, наконец-то я нашла тебя...

Тот человек пробурчал что-то невнятное, потом с усилием разлепил веки.

— Маллия? — надтреснутым голосом прохрипел он. — Ты? Здесь?

— Да ты знаешь, сколько дней я ищу тебя? Две недели! Целых две недели!

Фракиец только потряс головой и снова закрыл глаза.

— Ну уж нет! Хватит спать! Эй, трактирщик!

— Я здесь, чего вам?

— Дай мне кувшинчик воды.

Тот приказание исполнил, и Маллия без промедления принялась раскачивать кувшинчик так, что вода постепенно выплескивалась налицо ее раба. Движения женщины были точны — ни капли влаги не пролилось мимо.

Калликст открыл рот, хотел что-то сказать, но из его уст не смог выбраться наружу ни один звук. Он встряхнулся, словно мокрый пес, и ему, в конце концов, удалось приподняться.

Молодая женщина поспешила расплатиться с трактирщиком, потом с помощью одного из игроков заставила фракийца встать на ноги и выйти на улицу, где ее ожидали носилки. Они забрались внутрь. Маллия задернула кожаные занавески. Ей захотелось хоть немного пригладить липкие вихры фракийца, но она тут же отстранилась с брезгливой гримаской.

— Твои щеки заросли щетиной, и несет от тебя, как из клоаки. С каких пор ты не мылся?

— Понятия не имею. Но откуда этот новый прилив интереса к скромному слуге, каким я являюсь? Или я тот самый незаменимый любовник, которого тебе не хватает?

— По справедливости ты бы не заботы заслуживал, а кнута, Калликст. Знай, что мой дядя чуть было не отправил по твоему следу охотников за беглыми рабами. Мне стоило величайших усилий отговорить его.

— Вот истинное благородство и величие духа, — насмешливо протянул фракиец, откидываясь на подушки и закрывая глаза.

— Не самое подходящее время для цинических выходок. Ты, кажется, забыл, какие кары грозят беглым рабам.

— Знала бы ты, до какой степени мне это теперь безразлично...

Словно фреска, всплывшая из вод Стикса, реки мертвых, в его сознании возникло громадное пространство скакового круга. С исчезновением Флавии от него словно бы оторвали лучшую часть его самого. То, что он испытывал, можно было сравнить только с чудовищной душевной раной, которую нанесла ему некогда гибель Зенона. С той лишь разницей, что в этот вечер у него даже не осталось охоты продолжать жить.

Как подобная несправедливость могла свершиться?

Как боги могли допустить казнь такого чудесного создания, как Флавия? И в особенности Дионис Загрей, самый милосердный и справедливый из всех богов? Может быть, он счел, что она заслужила такой участи, поскольку решила стать христианкой? Но тогда бы Загрею пришлось расправиться со всеми, кто не исполняет ритуалов поклонения ему...