Порядок в культуре

Вернусь к структуре романа и просто перечислю название глав, по которым и можно прочесть эпоху, перелитую в человека. Истошино — райская жизнь народа. Истошинцы — это мастера и их трудом украшалась искусно земля (они не пахали, но сам же народ дал им волю вольную от земледельческого труда, поскольку уже больно хороши были их резные наличники, ковши и корчаги, их игрушки, душу веселящие). Я тут вспомнила Бориса Агеева с его чудным словом «побоговать» — вот и этих, истошенцев, мiр отпустил побоговать, потешиться искусством, приукрасить землю и жизнь крестьянскую. А потом все сломается — и это слом чудовищный, весь, в одной сцене, будет запечатлен, когда принимают комиссаров по человечески, а те вроде как только лютее становятся. Но вот в лютости этой, во вмиг наступившей «новой жизни», Зоя Прокопьева пишет главу «Розовый куст» — будто спасает народ этой мечтой о земле цветущей от того земного ада, куда их столкнет история (да и буквально дает истошенцам свою «купину неопалимую» — реальный розовый куст, который так и будет цвести, расти рядом с ними, подавая людям свои знаки, питая своим «райским духом», как потом звери и птицы будут жить с ними в том ладу, что была на земле до грехопадения). А потом следует «Крестовая роща», когда выброшенные в тайгу буквально голые, они найдут в себе силы выжить (а всех погибших и умерших похоронят в своей Крестовой рощи, ставшей навсегда местом памяти). Свою новую деревню и назовут под стать — Бедяево. А дальше «Артель» и «Гигант», и вновь бросят все уже обжитое в тайге, и вновь начнут строить, жить, учится. Не знаю, на мой взгляд, и эти страницы вопиют о силе русского духа ничуть не меньше, чем толстовские о народном ополчении 1812 года.

Так и гнёт он свою линию, народ Нила Краюхина, держась артельно на стройке социализма, строя для себя Большую Счастливую улицу, проливая «Озеро слез» о тех лучших, что попадут под репрессии и… упорно становясь сильнее, продолжает жить. Впереди война и победа и «в тяжком ожидании Победы Нил Краюхин торопился работать, жить и строить этот завод по закону военного времени и — своей совести». Это — последние слова романа, а самое завершающее здесь слово — совесть. Да, вот так, не смыть никогда из русской литературы эту печать крещения, эту христианскую сущность, проявленную в совестливости. И давайте оценим хотя бы сейчас смелость Зои Прокопьевой, выведшей в 70-е атеистические годы прошлого века в составе своего народа священника, отца Сидора, истинного батюшку для своих «детей Христовых» (потрясающей, просто классический образ).

Мне понятна «утопия» вечно цветущего и самого себя сажающего в землю розового куста, понятно библейское долгожительство отца Сидора, не удивляет ни сила Харитиньи, ни служение всем и каждому Нила Краюхина, собирающего под свою мужскую руку всех детей, ставших сиротами среди его народа — я вижу тут только плодотворную доверчивость автора, словно бы подчеркивающего, что разлад с историей неизбежен, а потому и «утопия» — это просто константа того, что сильнее смерти…

Высокая красота совести — вот наиболее важный критерий истины, которой дорожит наш автор. Зоя дорожит доброкачественной красотой народа. Да, она взяла и собрала лучший народ в своей роман (а то, что было вокруг много уже худого, мутного, дурного народа — это она тоже не скрывает, впрочем, иные писатели собирали именно такой, худший народ) — она собрала надежных, не боящихся на себя взять бремя обязанности. И еще — она оказалась верна очень важной русской традиции: донесла до нас единственный род любви, о котором не стыдно было в старые времена говорить вслух — любви сострадательной, материнской жалости к русскому народу и материнской же веры в него. Вот и получилась «концепция» — народ, говорит нам автор, будь сильным и учись сохранять себя сам! Это — надежнее. Еще недавно это было возможно. А сейчас? Но это уже другой разговор.

Простые души

Проза Олега Павлова

Он родился в Москве в 1970 году.

«На всех московских есть особый отпечаток», — говаривал умный Фамусов. И в Олеге, мне видится, он есть тоже: в стремлении к основательному домашнему обустройству, в хлебосольстве, неспешности и крепости всего, что он делает и в литературе. Мерно, уверенно, с разумной тратой сил, он выпускает рассказы и романы в книгах, часть которых переводились на английский, китайский, итальянский и словацкий языки.