Порядок в культуре

Русский человек любит пейзаж. Он размягчает душу, пробужденную к созерцательности разнообразием нашей природы: лето и весна, осень и зима имеют свои особенные краски, свое дыхание, ритм и мелодии. Нам потому никогда не надоедает пейзажность нашего изобразительного искусства, потому что в природности вообще мы чувствуем свою связь с землей, политой нашей кровью и нашим потом. Земля христианину-крестьянину дана была изначально как спутник нравственный (с ее теплом и добром, с всходящим на ней зерном) — отношение к земле так много говорит о нас самих. Земля у Юрия Воронова не столько рожающая (мы не найдем у него поля пшеничного), сколько памятующая и держащая человека в образе человеческом, может, из последних сил. Земля — это опора, фундамент, основание всякой памяти (рода, народа, культуры).

Созерцательное наслаждение можно испытывать вновь и вновь, вглядываясь в работы художника, написанные гимном своей земле в картинах «Туман», «Утренний этюд», «Зимний пейзаж», «Северная деревня», «Зимние хлопоты», «Зимняя Вологда» и «Ферапонтово», «Вечер в Белозерске», «У озера». Да, белый цвет и белый снег художником бесконечно любимы — любимы за изначальную и без-печальную чистоту.

Что и говорить, художники, которым известно некоммерческое воодушевление, живут сегодня трудно. Но меня всегда поражало их упрямство в отстаивании своего творческого досуга, который еще Аристотель (уловивший самую точную меру в теории искусства и сущности творчества) не просто рекомендовал, но требовал для человека, «свободного по природе». Без творческого досуга невозможна никакая вдумчивая созерцательность. А потому именно таких, сочетающих в себе жадный интерес к мировому искусству с русской душой, я и полагаю сегодня стоящими на передовой позиции борьбы за эстетику, только при определенных условиях, могущую быть этичной. Юрий Воронов может рисовать Северную Италию или «Воспоминание о Ванкувере», древние развалины Греции («Ника», «Греческая керамика», «Идущая к нам») или «Дворец царя Зимрилима» (Месопотамия), но при этом, безусловно, он остается русским художником, вкладывая в свои «заграничные работы» легкий аромат театральности, скептическую просвещенность образованного человека, некоторую русскую барственную утонченность. Да, мы любим и знаем на Западе часто то, что сами они уже любят и знают меньше нас: воистину, Достоевский навек высказался актуально, сказав о святых для русского «камнях Европы».

Русской провинции всё ещё удается держать высокую планку в искусстве живописи, графики, в искусстве портрета. И это тем более удивительно, что ведь и они живут в рыночной экономике, где возникают новые сообщества людей, объединенных не схожестью идей и эстетических пристрастий, но схожестью потребления. Если помещик Межаков (тесть нашего знаменитого мыслителя Н.Данилевского, автора труда «Россия и Европа») собирал в своей усадьбе Никольское уникальные предметы искусства, в том числе и картины, то нынешний человек, напротив, стремится всеми силами купить похожее: вещь или предмет той или иной марки (фирмы). Как пошутил один американский исследователь: «Место братства по ремеслу заняла демократия звонкой монеты»! Итак, современных людей объединяет не характер убеждений, не феномен предпочтений, но акт приобретений, то есть тип потребления. Теперь уже уникальное и неповторимое вызывает недоверие (исключение составляют только драгоценности). Современному «успешному художнику» вопреки всей многотысячелетней традиции нужно создавать предмет потребления, «вещь», но не давать жизнь неповторимым в своей уникальности и красоте живописным полотнам. Американский писатель Артур Миллер очень точно рассказал об этом процессе: «Потому что главное сегодня — это хождение по магазинам. Много лет назад человек, если он был несчастлив, не знал, куда себя деть. Он шел в церковь, устраивал революцию — лишь бы делать хоть что-нибудь. А сегодня? Вы несчастны, не знаете, чем заняться? Спасение — в хождении по магазинам». Ему вторит другой американский историк и романист К.-А. Сэндберг в книге «Да, это люди»: «Папа, а луна что рекламирует?»

Если «спрос» и есть гарантия достоинств, то Юрий Воронов выпадает из данной системы оценок. Высокая традиция сегодня требует от художника жертв — главная из них состоит в самоограничении (в выпадении из общества потребления). Увы, местные держатели средств, предпочитают не у своих художников закупать работы, а устраивают какие-то немыслимые кинофестивали, свидетельствующие и о том, что провинциальное европейничанье у нас тоже в ходу.