Порядок вещей

Античность. Корнелий Тацит:

«Я приступаю к рассказу о временах, исполненных несчастий, изобилующих жестокими битвами, смутами и распрями, о временах, диких и неистовых даже в мирную пору. На мир обрушиваются беды, каких он не знал никогда, или не видел уже с незапамятных времен: цветущие побережья, где затоплены морем, где погребены под лавой и пеплом; города опустошают пожары, в которых гибнут древние храмы. Поруганы древние обряды, осквернены брачные узы; море покрыто кораблями, увозящими в изгнание осужденных, утесы запятнаны кровью убитых. Еще худшая жестокость бушует в столицах – все вменяется в преступление: знатность, богатство, почетные должности, которые человек занимал или от которых он отказался, и неминуемая гибель вознаграждает добродетель. Денежные премии, выплачиваемые доносчикам, вызывают не меньшее негодование, чем их преступления. Некоторые из них в награду за свои подвиги получают жреческие и консульские должности, другие управляют провинциями и вершат дела во дворцах правосудия. Внушая ужас и ненависть, они правят всем по своему произволу. Рабов подкупами восстанавливают против хозяев, вольноотпущенников – против патронов. Если у кого нет врагов, его губят друзья».

34. Лабиринт

Виталий вновь бежал переулками. На нем была чужая одежда. А вокруг все так же проваливались под землю люди, разрушались здания. То и дело приходилось переступать через ручейки крови, огибать трупы, видеть похожих на тени праздно шатающихся безумцев.

Виталий не чувствовал усталости, бежал ровно, механически поглядывая на облака.

Неожиданно он оказался на краю города. Дальше была Стена. За Стеной, насколько хватало глаз, виднелись исполинских размеров деревья.

У Стены Виталий заметил кучку разношерстно одетых людей. Это были первые на его памяти люди, которые никуда не спешили. Они просто стояли у стены.

Приблизившись, Виталий увидел, что они стоят перед двустворчатой калиткой, заслоняющей единственное отверстие в этой бесконечно долгой Стене. Калитка была выкована из толстых, железных прутьев. Запором служил амбарный замок, стягивавший приржавевшую к прутьям цепь.

– Ну? И что же вы ждете? – удивился Виталий.

– А вон, – ответил старец с лицом аскета.

Тут только Виталий заметил, что между створками калитки и людьми стоят две девушки.

– Ну? И что?

– Они здесь стоят уже тысячу лет, – сказал человек и засмеялся, демонстрируя отсутствие передних зубов.

Девушки выглядели абсолютно одинаково, как близнецы. Но одна из них дышала. Вторая была неподвижна, как статуя.

Сместившись вправо, Виталий оказался на расстоянии вытянутой руки от той, которая дышала. Дыхание девушки было идеально ровным. Сначала чуточку приоткрывался рот, затем оживала шея, потом от живота к груди следовал плавный подъем. В общем, исключительно точно, раз за разом повторялось одно и то же.

«Неужели кукла? – думал я. – Неужели внутри механизм, как в клавесинистке мастера Дро или во флейтисте Вокансона?»

Нечто тонкое, гибкое, сделанное из мельчайших, синих колец, полностью покрывало тело, как кольчуга.

Внезапно я обнаружил, что Виталий стоит один. Люди исчезли, как будто их ветром сдуло. В этот миг он коснулся рукой плеча девушки, и «картинка» на мониторе растаяла. На экране клубился серый дым.

Какое-то время ничего нельзя было разобрать. Затем дым рассеялся, и я увидел, что Виталий бежит по другую сторону от стены. Он был там вместе с девушкой. Они удалялись от стены. Держась за руки, бежали по листьям, устилавшим землю у них под ногами.

35. Утро

Смирнов Петр Николаевич сказал, что полетов не будет, но просил пока не покидать общежитие. Я стал уже собираться в кино, когда Николаич подкатил на крытом грузовике и велел нам срочно паковать вещи:

– У вас две минуты!

– У нас лежит чей-то спальник, – сказал Паша Смирнов. – У Сереги под кроватью.