Порядок вещей

1. Снег за окнами больше не падал. Снежинки застыли, как нарисованные.

2. Уличные фонари не давали света. С пола исчезли тени оконных рам. А тени скамеек и статуй, находящихся в зале, растекались теперь радиально, по периметру зала, как если бы источник света находился в центре, под потолком, и был невидим.

3. Тело старухи стало юным. Оно сияло, будто отлитое из благородной платины. Голова осталась прежней, морщинистой, темной. Седые, спутанные волосы торчали дыбом, как наэлектризованные.

4. Нейрохирург изменился полностью. Тряхнул головой, будто отгоняя кошмарные видения, и довольно твердой походкой направился к «восточному полотну», краски которого уже подернулись туманом. Фигуры людей поблекли и стали отслаиваться от холста. По мере осыпания первого слоя, под ним проступала комната. С каждым мгновением она обретала рельефность и глубину, присущую реальности. В заключении нейрохирург (кем он стал, было пока непонятно) переступил через раму и вошел в закартинию. Там он открыл дверцу платяного шкафа и извлек из него полный комплект облачения кардинала римско-католической церкви.

Лицо старухи сплющилось, как будто оно было сделано из пластилина, и кто-то смял его невидимыми пальцами. Несколько мгновений ничего нельзя было разобрать – смутное, газо-нитевое облако, – наконец, словно шар лопнул: на месте прежнего возникло новое лицо, юное и прекрасное, с огромными, золотыми! глазами. Волнистые волосы, черные, с синеватым отливом, плавно опустились на точеные плечи. Идеальных пропорций плоть ожила, и девушка, – на вид ей было около двадцати, – по примеру спутника, грациозной походкой прошла в закартинию. Смольников понимал, что, находясь вне зала, он существует теперь на тех же условиях, что и снежинки за стеклами: в любое мгновение может стать статуей в нише или барельефом в стене, но пройти в зал не решился, хотя за спиной, он чувствовал, полным ходом шла кристаллизация.

50. Камень, лед и стекло

...

Ты вошел в эту комнату. Постарайся задеть как можно меньше предметов. Это не чердак, куда относят старье, и где осторожность требуется не вещам, а твоей пустой голове. Впрочем, теперь чердаков нет. Пустота под нашими крышами не годится даже для голубей.

Стоило девушке повернуться к нему спиной, с явным намерением последовать за Лоренцо ди Креди, как Юрий метнулся вперед, но (увы и ах!) налетел на невидимую преграду, очень теплую по краям и чрезвычайно холодную в центре, о наличии которой уже догадывался. Более того, в момент касания перед ним материализовалась ледяная статуя: рост в рост, волос в волос похожая на него самого, впаянный в стекло, лицом к залу. Лед статуи сразу же стал мутнеть, превращаясь в сахаристо-белый мрамор. По стеклу побежали трещины пазов витражного орнамента.

«Так вот для чего мне понадобился наган!» – спохватился Смольников.

Первые три пули потратил впустую. Они увязли в витраже. Понял свою ошибку, и последующие четыре сделали свое дело: на месте торса статуи образовалась дыра, через которую, как крем из тюбика, Юрий выдавился в зал и, весь в поту, тяжело дыша, растянулся на полу. Последнее, что он увидел прежде, чем потерял сознание, были буквы имени, проплывшие в воздухе над головой: Франсуа Реньо. Буквы были яркие, зеленые, искрящиеся, как изумруды в колье Беатриче…

«Беатриче?! Откуда он знает это имя?..»

51. Лестница в небо