Порхай как бабочка, жаль как пчела

Я уже дышала через раз и неотрывно смотрела в его глаза, боясь пошевелиться. В его руках было холодное оружие, подумаете вы, но нет, он опасен и без него, опасно уже само присутствие его в этой квартире, рядом со мной. Это был взгляд. Его взгляд не просто горел, он пылал, он выжигал меня изнутри, весь мой здравый смысл, женскую логику, подсознание и интуицию, не помню, что там ещё может быть в моей голове, но этого уже не было. Если бы он так посмотрел на меня при первой встрече, то она наверняка стала бы последней. Голодный дикий зверь перед беззащитной жертвой, он приближался ко мне плавно, не делая резких движений. Казалось, и сам не дышал, не моргал и вообще все процессы в его теле приостановились, видел перед собой только меня. Когда Дима подошёл вплотную, он не схватил меня, не выдавил всё желание сопротивляться, хотя… о каком сопротивлении можно говорить, если меня уже нет, я вся его, вся… его. Он, едва касаясь, дотронулся до моей щеки костяшками пальцев и тут же руку свою убрал, продолжая смотреть в мои глаза, а от его прикосновения по моему телу продолжали волной идти бешеные импульсы. Даже сердце перестало биться. До него ничего не было, и после него ничего не будет, есть только он. Что-то в глубине меня говорило, что этого не может быть – это гипноз, подавление воли и сознания, но другая половина этого неведомого чувства пела и трепетала перед ним, преклонялась. Он смотрел на меня как на единственную женщину на земле, и он для меня тоже был единственным. Не знаю, сколько времени он вот так смотрел, но когда ему потребовалось больше, я была раздавлена в его руках. Стальной хваткой он впился в мою талию, притягивая к себе, обхватил руками спину, так, что рёбра сжались, его губы жадно овладели моими. Именно овладели, это не преувеличение. Он поглотил меня, глубоко проникнув в мой рот своим языком. Поцелуй мощный, глубокий, властный, такой же, как и сам Дима. Я чувствовала, как кровь прилила к губам, как они начинают щипать от его напора. Руки изучали моё тело, заставляя вздрагивать от каждого прикосновения. Вздрагивать, сжиматься, подаваться ему навстречу. Меня посетило неодолимое чувство быть к нему ближе, стать его частью. Я никогда ничего подобного не испытывала. С мужем было обычно… смешно, когда-то обычным я считала как раз Диму. И я влилась в его страсть, в его агрессию, в его эмоции. Он не отпускал меня, не отступал, не давал отдышаться. А потом подхватил меня на руки, заставляя обвить его талию бёдрами. Я не сопротивлялась, вообще не понимала, зачем сопротивляться, если перед тобой то, что ты так долго искал, о чём ты мечтал. Я уже чувствовала, что пропадаю навсегда, растворяюсь в нём, в мужчине, который мне ничего не может пообещать. Чувствовала упирающийся в меня твёрдый член. Он хотел меня, просто оттого, что я рядом, что так близко. А я с ума сходила от его желания и возбуждалась ещё больше. Пламя разгоралось внутри меня и требовало его присутствия, его вторжения, всего его и только мне. Мы вернулись в спальню, и Дима опустил меня на пол, торопливо сбросил свою футболку, бешено дышал и смотрел всё тем же взглядом, он не стих, не погас, он разгорался с ещё большей силой.

– Тебе хорошо со мной?

Дима спрашивал, а я не понимала смысла его слов, качала головой, отрицая что-то.

– Ты останешься?

«Нет», продолжала кивать головой я, а он крепко обнимал моё лицо обеими руками, не отпускал взгляд, забирал моё дыхание.

– Как ты хочешь?

Правильно, не спрашивай меня о том, на что я не могу ответить «да», а хочу я с тобой, остальное не важно. Но я не могла произнести ни слова, я нуждалась в его тепле, в его силе, смотрела на красные губы, опухшие от поцелуя, и жаждала продолжения.

– Не хочешь?!

Он скрипнул зубами, и оттолкнул меня от себя, несильно, но так, чтобы я почувствовала, как это без него, а без него никак. Просто никак, словно и нет меня без него, он всё забрал себе. Неужели поцелуй может забрать всю волю человека или это не поцелуй? Что тогда? Его взгляд, моё ощущение необходимости, важности для него? Да. Я нужна ему, поэтому и он нужен мне. «Мне плохо без тебя!» Разрывалось от крика всё моё существо, а я молчала, у меня просто не было слов, я не хотела говорить, потому что сказать всё равно, что предать себя, а промолчать, это просто промолчать.