Порхай как бабочка, жаль как пчела

Я слышала биение своего сердца, его учащённое дыхание, звонкие шлепки влажных тел друг о друга, которые больше напоминали дешёвую парнушку. Их изредка заменяли удары его ладоней по моим ягодицам, когда, как ему казалось, я переставала стонать. Он думал, что я отвлеклась, а на самом деле, у меня просто не было больше сил. В сексе Дима был агрессивен, приятно агрессивен… и опытен… и безупречен. Я с удовольствием отнесла бы его к разряду мужчин типа Юлия Цезаря, которые умели выполнять несколько дел одновременно. Так и он, пробивал меня насквозь изнутри, стимулировал пальцами снаружи и при этом успевал извернуться и поцеловать меня в губы. И я его обожаю. Именно такого, какой он сейчас. Мне нравилось, что он заботился обо мне, он хотел, чтобы я получила столько же удовольствия, сколько и он. Мне нравилось, что он разный, чаще жёсткий, резкий, но иногда Дима становился нежным, заставляя меня требовать его. Я кончила, когда уже устала даже дышать, не могла стонать, а лишь иногда всхлипывала после особо резких движений. Сейчас в реальности меня удерживали только его руки, только их я и помнила за последние несколько секунд. Его руки и невероятной силы оргазм, который заставил сжаться и едва ли не скулить в надежде о том, что блаженство не закончиться. Я прижималась к нему и рвалась от него, дрожала от напряжения и расслаблялась. Мне было хорошо. Сейчас. С ним.

– Можно я тебя сейчас обниму? – Робко и тихо спросила я, а Дима удивился.

– Нужно. А я обниму тебя, – он тут же меня обнял, а я обняла его в ответ, – а почему ты спрашиваешь?

– Не знаю…

На самом деле я знала, просто ему не призналась. Я боялась его. Боялась, что он оттолкнёт, что ему просто не нужна моя нежность, мои чувства… и обычные женские розовые сопли. Во всех моих и его прикосновениях всегда был сексуальный подтекст, а вот так просто, потому что есть порыв, есть желание – никогда. И я не знала, как это сделать правильно, поймёт ли он меня. И его объятия говорили о многом. Он сжимал меня крепко, прижимался губами к макушке, а я уткнулась носом в его грудь и сладостно засопела. Это необыкновенный мужчина и необыкновенный вечер.

Потом по расписанию снова был душ, Дима либо чистюля, либо хочет продолжить, либо что-нибудь ещё из того, что мне в голову на данный момент не приходит. Но сопротивляться ему я не могла, и не хотела. Да и зачем сопротивляться, если тебя несут на руках туда, несут на руках обратно, тебе остаться только наслаждаться жизнью. Что я, собственно и делала. Потом были мгновения сладостного забытья, вероятно, я уснула, не могу сказать, когда и как Дима мне это позволил, но проснулась я от его поцелуев. Вокруг было темно, и для меня существовали только его губы, его руки, его горячее тело и его запах. Я даже глаза не открывала, настолько верила своему мужчине. А потом снова был секс. Совсем не такой как до этого. Теперь всё было на грани нежности, на грани любви. Это не было похоже на спаривание самки и самца, это были отношения двух родственных душ. И такой он мне нравился тоже. Я не помнила, как всё закончилось, и было ли это вообще, но даже если это и сон, то самый сладкий.

А теперь наступило утро, суровое, настоящее. Я лежала, с головой укрывшись одеялом, Дима сидел где-то рядом и тормошил меня, пытаясь разбудить.

– Дима, пожалуйста. – Простонала я.

– Солнце, выгляни в оконце! – Весело пропел он, вот уж… любитель мультфильмов!

– Дима…

– Я ухожу на работу.

– Иди. Я обещаю, что не стану тебя обворовывать, и обязательно захлопну дверь, когда буду уходить. Только не сейчас.

Я надеялась, что мой голос звучит жалобно, но понимала, что то, что я слышу сама: что-то грубое, охрипшее – это и есть я. На мои мольбы Дима по-доброму рассмеялся.

– Не надо захлопывать, закроешь на замки. Я на тумбочке оставляю дубликаты ключей. Отдыхай.

И всё? И меня не выгонят на улицу? Спасибо тебе, добрый человек.