Порочная королева. Роман о Екатерине Говард

Джейн проявляла изобретательность. Она продолжала поощрять их, передавала сообщения и иногда подарки, только теперь ее посылала к Тому Екатерина. В каждом новом доме она сама разыскивала задние двери и черные лестницы, вместо того чтобы поручить это Джейн, и сообщала своей наперснице, удобны ли они для устройства тайной встречи с любимым. Иногда Екатерина брала с собой на поиски фрейлин, говоря, что им нужно знать, где выход на случай пожара. Если девушки и подозревали неладное, то ничего не говорили. Когда Том приходил по ночам, Екатерина всегда приказывала Джейн быть рядом, потому что та завела привычку уходить куда-нибудь. Екатерине стало казаться, что она пытается оградить себя от неловких ситуаций.

Однажды ночью, когда они с Томом лежали на постели, полностью одетые, и шептались, он вынул из кармана кольцо от судорог, одно из нескольких, освященных королем в Страстную пятницу.

– Я стащил его у Джейн, – сказал Том. – Она говорит, оно твое.

– Нет, – шепнула Екатерина. – Зачем она солгала?

– Не представляю.

– Я пошлю ее к тебе с одним из моих. Пусть у тебя будет два. Говорят, носить одно – это дурной знак.

На следующий день она исполнила обещанное.

Девятого августа они прибыли в Темпл-Брюер, что в семи милях от Линкольна, и там для них был устроен пышный обед. Генрих облачился в линкольнский зеленый[24], чтобы сделать приятное жителям графства, а Екатерина появилась в алом бархате. Шелковый шатер для короля и королевы разбили за городской стеной, и они проследовали туда в сопровождении свиты, предшествуемые трубачами, барабанщиками, лучниками с натянутыми луками и йоменами личной стражи короля, вооруженными пиками и топорами.

– Отцы города уже собираются в Линкольне, ваши величества, – сообщил им сэр Роберт Тирвитт, главный шериф Линкольншира, когда они сели за пиршественный стол в своем шатре.

Екатерина внутренне трепетала. Линкольн восстал против короля во время Благодатного паломничества и был приведен к покорности жестокими мерами. Не случится ли каких-нибудь демонстраций или даже бунта? Но Генрих не выказывал ни малейшей тревоги. Он с аппетитом принялся за еду.

Закончив трапезу и дождавшись, когда разойдутся местные богачи, Генрих и Екатерина подготовились к приему в Линкольне. Он переоделся в наряд из блестящей золотой парчи, она облачилась в серебряную. Когда они вышли на публику, их ждали придворные леди и джентльмены, с которыми были шестеро детей почетного эскорта в платьях из парчи и бархата. Том прислуживал королю, и Екатерина невольно отметила про себя, как он красив в костюме из темно-красного дамаста.

К ним приближалась процессия знати во главе с настоятелем Линкольнского собора и духовенством. Архидиакон произнес речь на латыни и преподнес королю корзину местной снеди: полынные колбаски, жареные потроха, имбирный пряник и сливовый хлеб, за что Генрих его сердечно поблагодарил. Потом они с Екатериной оседлали своих коней в роскошных попонах. Лорд Гастингс с государственным мечом в руках пошел впереди, король двинулся следом, его жеребца вел под уздцы главный конюший. За ним верхом на огромных лошадях поехали дети, а дальше – граф Ратленд, Кэтрин и остальные дамы. Замыкала шествие королевская стража.

У ворот Линкольна их встречал мэр со своей братией; он пал на колени и возопил:

– Иисусе, сохрани вашу милость!

Городской судья зачитал речь по свитку, который после этого преподнес королю. Тот отдал его герцогу Норфолку. Кэтрин наблюдала за горожанами, некоторые из них смотрели на ее дядю с плохо скрываемой враждебностью. Господь знает, у них не было оснований для любви к нему. Узел напряжения у нее в животе затянулся туже. Тем временем мэр предъявлял свои знаки отличия – меч и жезл; главные горожане, рыцари и джентльмены графства занимали места во главе свиты Генриха. Потом огромная кавалькада снова тронулась, и когда король с королевой въехали в Линкольн, на всех церквах зазвонили колокола.

Им пришлось взбираться на такой крутой холм, каких Екатерина в жизни не видела. Где-то в середине подъема она глянула через плечо на обрывавшийся вниз склон и ощутила легкое головокружение. Решительно устремив взор вперед и наказав себе больше туда не смотреть, она поехала дальше. Она кивала головой и улыбалась стоявшим по обеим сторонам дороги людям. На вершине процессия свернула вправо, и перед ними вырос мощный фасад собора, украшенный великолепными арками. Казалось, приветствовать их собрался весь Линкольншир.

Мэр и отцы города опустились на колени, а Генрих взирал на них с коня. Стоявшие вокруг люди тоже стали падать ниц. Мэр откашлялся и заговорил звенящим голосом: