Порочная луна

У надзирателя определенно проблемы с алкоголем. Уже поздно, когда он крадется вниз по лестнице, от него разит выпивкой, в руках у него упаковка из шести бутылок пива. Он не включает свет, и по тому, как он пытается тихонько подтащить складной стул поближе к решетке — пытается — ключевое слово здесь, поскольку у него грация пьяного слона, — я понимаю, что он, должно быть, думает, что я сплю. Он пытается не разбудить меня. Что заставляет меня задуматься, зачем он вообще сюда спустился, но я далека от того, чтобы подвергать сомнению мотивы этого человека. У него явно не все в порядке с головой.

Он шипит проклятие себе под нос, когда металлическая ножка складного стула с шумом ударяется о прутья, и я, наконец, перестаю притворяться, что дремлю, вытягиваюсь в талии, чтобы сесть на койке.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я, слишком любопытная, чтобы услышать, какого черта он решил выставить пост возле моей камеры посреди ночи.

Кэм опускается на стул, неловко ставит упаковку из шести банок на пол у своих ног.

— Я тебя разбудил? — спрашивает он, бросая на меня взгляд.

— Не-а, я мало сплю в эти дни, — комментирую я, приглаживая пальцами свои растрепанные волосы. — С тех пор, как меня держат в плену против моей воли, и все такое.

У него из горла вырывается насмешливый звук, когда он тянется за пивом, откручивает крышку и со звоном бросает ее на пол. Однако он по-прежнему не отвечает на мой вопрос, что он здесь делает. Он просто подносит бутылку к губам, делает большой глоток, прежде чем опустить ее и вытереть рот испачканной чернилами рукой. Затем, к моему удивлению, он наклоняется, чтобы взять вторую банку пива, откручивает крышку и наклоняется вперед, чтобы протянуть ее через решетку.

Его взгляд темных глаз впивается в мой, тени ложатся на резкие черты его красивого лица. Не уверена, что это какой-то трюк, но, черт возьми, я так давно не пила пива. Слишком заманчиво, чтобы устоять. Извернувшись, чтобы поставить ноги на пол, я поднимаюсь с койки, подбираюсь к прутьям и неуверенно протягиваю руку, чтобы забрать ее у него. Наши пальцы соприкасаются, маленькие разряды электричества пробегают между нашими кожными покровами.

Кэм резко убирает руку, и я отступаю от решетки, холодный конденсат, покрывающий пивную бутылку, скользит между моими пальцами. Возвращаясь к своей койке, я опускаюсь на край, откидываюсь назад и поджимаю под себя ноги.

Несколько минут мы сидим в тишине, потягивая пиво, как будто мы просто пара друзей или что-то в этом роде. Не надзиратель и не пленник. Не смертельные враги, обреченные уничтожить друг друга. С другой стороны, решетка между нами служит постоянным напоминанием об истине: для него я существо, запертое в клетке, а для меня он кровожадный фанатик. Если бы это были «Красавица и чудовище», я была бы чудовищем, а он был бы Гастоном. Это определенно не сказка. Я подавляю смешок при этой мысли, делая еще один глоток пива.

— Что тут смешного? — бормочет Кэм, пристально глядя на меня сквозь темноту.

Я закатываю глаза, газировка щекочет горло, когда я сглатываю.

— Ничего.

Этот чувак, наверное, даже не смотрел фильмы Диснея. Тот факт, что он добровольно присоединился к этой сбитой с толку группе фанатиков, точно не говорит о счастливом детстве.

Тени пляшут по мускулам его челюсти, когда они вздымаются.

— Я позаботился о парне, который угрожал тебе, — хрипло произносит он низким, скрипучим тоном. — Тебе не нужно беспокоиться о том, что он снова придет сюда.

Я смотрю на него в ответ, вопросительно хмуря брови.

— Почему?

Кэм подносит бутылку пива к губам, делая большой глоток, прежде чем ответить мне, и я не могу не смотреть на то, как изгибаются его губы, обхватывая ободок. Или то, как он облизывает их после того, как проглотит.

— Потому что я твой куратор, — наконец говорит он, убирая пустую пивную бутылку в картонный пакет и доставая новую. Черт возьми, он так быстро выпил. — Грифф нарушил протокол, спустившись сюда без моего разрешения.

Конечно. Не то чтобы он защищал мою честь или что-то в этом роде. Этот парень не белый рыцарь; он злодей из моей истории.

Я просто киваю, небрежно потягивая пиво, пока он откручивает крышку на второй. Разбитая губа щиплет, когда я вытираю рот запястьем, щурясь на него в темноте и пытаясь расшифровать странную смесь эмоций, которая, кажется, всегда накапливается в его глазах.

Что же такого он постоянно пытается запить?

Я опускаю бутылку на сгиб колена, рассеянно провожу языком по разбитой губе, изучая в темноте его омерзительные черты.

— Почему он назвал тебя Ноксом? Я думала, тебя зовут Кэм?

— Это моя фамилия, — отвечает он. — Все мы в основном называемся своими фамилиями.

— Какой милитаризм, — бормочу я.

— В этом-то и смысл.

Он хмурится, снова подносит пиво к губам и делает глоток.