Порочная страсть

– У тебя сохранились какие-нибудь фотографии, дорогая?

– Где-то были. – Онор пошарила в кармане чемодана и достала два конверта: один большой, другой маленький, потом подошла ко второму креслу, села и потянулась за сигаретами. – Это Салли, Тедди, Уилла и я… А это начальник госпиталя в Лаэ… Это я в Дарвине, перед отъездом, не могу вспомнить куда… Вот Порт-Морсби… Наши медсестры на Моротае… А это барак «Икс»…

– Должна сказать, ты чудесно выглядишь в фетровой шляпе.

– Они удобнее, чем сестринские платки, а кроме того, их положено снимать, когда входишь в помещение.

– А что в другом конверте – тоже фотографии?

Рука Онор на мгновение застыла в воздухе: казалось, она колеблется, стоит ли раскрывать второй конверт, тот, что больше, – но после короткого раздумья все же решилась.

– Нет, не фотографии. Здесь рисунки одного пациента из отделения «Икс» – место моего последнего назначения, если можно так сказать.

– О, они очень хороши! – восхитилась Фейт, внимательно рассматривая каждое изображение, а Онор неожиданно почувствовала облегчение.

Портрет Майкла она передала матери вместе с остальными, словно тот значил для нее не больше, чем любой другой. Но разве такое было возможно? Почему-то она была убеждена, что мать увидит то же, что увидела она сама при первой встрече с Майклом в коридоре барака «Икс».

– Кто это рисовал? – спросила Фейт, отложив рисунки.

– Вот он. – Онор перебрала стопку листов, нашла портрет Нила и положила на самый верх. – Капитан Паркинсон. Вышло не особенно удачно. К сожалению, ему не удалось изобразить себя.

– Нет-нет, портрет очень неплох. И знаешь, его лицо мне знакомо: я точно его где-то встречала. Откуда он родом?

– Из Мельбурна. Если я правильно поняла, его отец – промышленный магнат.

– Лонгленд Паркинсон! – с торжеством воскликнула Фейт. – Значит, я и правда видела этого молодого человека: на скачках за Кубок Мельбурна в тридцать девятом году. Он был с матерью и отцом, в военной форме, а с его матерью, Френсис, мы несколько раз встречались на приемах в Мельбурне.

Ей вспомнились слова Майкла, что ее окружение составляли мужчины вроде Нила, непохожие на него. Как странно. Со временем она действительно могла бы познакомиться с Нилом на какой-нибудь вечеринке, если бы не война.

Фейт поворошила листки, нашла рисунок, который искала, и положила поверх автопортрета Нила.

– А это кто, Онор? Его лицо! Выражение глаз! Не уверена, что этот юноша мне нравится, но лицо у него поразительное.

– Это сержант Лусиус Даггет. Люс. Его… он покончил с собой незадолго до того, как свернули пятнадцатую базу.

О боже! Она едва не проговорилась!

– Бедняга. Что же могло его толкнуть на это? Глядя на него… никогда не подумаешь, что он на такое способен. – Фейт протянула рисунки дочери. – Должна сказать, эти портреты понравились мне намного больше, чем фотографии. Руки и ноги ничего не расскажут о человеке, а вот лицо – совсем другое дело. Я всегда тщательно разглядываю фотоснимки, пытаюсь рассмотреть лица, но удается увидеть только расплывчатые пятна. Кто из них нравился тебе больше всего?

Искушение было слишком велико. Онор нашла портрет Майкла и передала матери.

– Вот этот. Сержант Майкл Уилсон.

– Правда? – Фейт удивленно посмотрела на дочь. – Конечно, тебе виднее, ты их знала. Славный парень, сразу видно… похож на рабочего с фермы.

«Браво, Майкл! – подумала Онор. – Вот слова жены богатого скотовода, которая встречает на скачках Нила Паркинсона и, подобно многим другим, инстинктивно чувствует в нем человека своего круга, что вовсе не делает его снобом, потому что сама она не сноб».

– У него молочная ферма.

– Ну вот видишь? Заметно, что он трудится на земле. – Фейт вздохнула и сонно потянулась. – Ты, наверное, устала, дорогая? А я тут со своими вопросами…

– Нет, мама, нисколько. – Онор положила рисунки на пол возле своего стула и прикурила сигарету.

– Замуж по-прежнему не собираешься? – спросила Фейт.

– Нет, – улыбнулась дочь.

– Ох, уж лучше остаться старой девой, чем выйти замуж по необходимости, – произнесла Фейт нарочито чопорно, и в ее голосе было столько лукавства, что Онор не удержалась от смеха.

– Совершенно с тобой согласна, мама.

– Полагаю, ты намерена и дальше работать медсестрой?

– Да.

– Вернешься в больницу принца Альфреда?

Фейт хорошо понимала, что дочь едва ли захочет остаться в крошечном Яссе: Онор всегда мечтала работать в крупных учреждениях, где можно проявить свои способности и построить карьеру.

– Нет. – Коротко, не уточняя, ответила Онор, но Фейт это не устроило.

– Тогда куда же?

– Поеду в Мориссет: буду изучать психиатрию, чтобы потом работать медсестрой в специальной клинике.

Фейт Лангтри изумленно всплеснула руками.

– Ты шутишь!

– Нет.

– Но… это же нелепо! Ты высококвалифицированная медсестра! С твоим опытом легко найдешь себе место где угодно! Уход за душевнобольными? Боже милостивый, Онор, да лучше бы ты пошла в тюремные надзирательницы! Там хотя бы платят больше!

Губы дочери сурово сжались, взгляд сделался жестким, на лице проступили непреклонность и властность, совершенно ей несвойственные, как всегда казалось Фейт.