Порочная страсть

Присыпав песком окурок папиросы, Майкл окинул задумчивым взглядом тонкую узкоплечую фигуру Бена. Этого парня тоже изнуряло вечное недовольство собой, самокопание, внутренний бунт. Те же демоны терзали Колина. Майкл мог бы поспорить на любые деньги, что и Бен показал отчаянную храбрость на поле боя, что он из тех, кто кажется воплощением кротости и смирения, пока их не захватила эйфория битвы: тогда они, подобно античным героям, бесстрашно бросаются в самое пекло. Из мужчин, которым многое нужно себе доказать, обычно выходят отважные солдаты, настоящие черти, особенно когда к душевному надлому добавляется клубок проблем.

Вначале Майкл жалел Колина, в нем взыграл инстинкт защитника, но шли дни, недели, месяцы, одна страна сменялась другой, и странная симпатия, связавшая этих двух мужчин, переросла в дружбу. Они сражались плечом к плечу и отлично уживались в лагере, а в увольнении ни тот ни другой не стремились пуститься в разгул, напиться до бесчувствия или завалиться в бордель, поэтому у них вошло в привычку все время держаться вместе, это казалось естественным.

Однако лицом к лицу лица не увидать: Майкл долго не замечал очевидного, и лишь в Новой Гвинее в полной мере осознал, что творится с Колином. В лагере появился новый унтер-офицер, огромного роста самоуверенный грубиян и задира, и вскоре начал цепляться к Колину. Майкла это не особенно тревожило, потому что он знал: при нем солдафон не посмеет переступить черту. Старшина успел присмотреться к Майклу и понимал, когда нужно остановиться. Его нападки на Колина, косые взгляды и хамские замечания были булавочными уколами, не более. Майкл спокойно выжидал, уверенный, что, когда снова начнутся бои, худенький, похожий на девочку Колин откроется старшине с иной стороны.

Майкл пережил настоящее потрясение, когда однажды застал друга в слезах. Пришлось призвать на помощь всю выдержку и терпение, прежде чем тот рассказал, что случилось. Старшина домогался его, и Колин мучительно это переживал, потому что, как признался, сам испытывает влечение к мужчинам. Колин знал, что это неправильно, дурно и противоестественно, бесконечно презирал себя, но ничего не мог с собой поделать. Вот только желал он вовсе не полкового старшину, а Майкла.

Неожиданное открытие нисколько не оскорбило Майкла, он не почувствовал ни отвращения, ни негодования, одну лишь глубокую печаль, а еще нежность и жалость, на которую способна лишь долгая дружба да искренняя любовь. Разве мог он отвернуться от лучшего друга после всего, что выпало на их долю? Вместе они прошли огонь и воду. Друзья долго разговаривали, и в конечном счете признание Колина не отразилось на их отношениях, а может быть, даже укрепило их. Майкла никогда не тянуло к мужчинам, но он не стал относиться к Колину иначе только потому, что не разделял его склонностей. Жизнь есть жизнь, и люди таковы, каковы они есть, от этого никуда не денешься. Война изменила Майкла: он научился принимать то, что решительно отверг бы в мирное время. На войне со многим приходится мириться, иначе не выживешь. До тех пор, пока никто не покушался на его тело, Майкл не слишком интересовался частной жизнью своих боевых товарищей, но когда тебя любят далеко не братской любовью, это тяжкое бремя. Он и прежде ощущал, что в ответе за Колина, а теперь стал сознавать это еще острее. Майкл не мог ответить на чувства друга так, как тому хотелось бы, и старался восполнить это вниманием и заботой. Они все делили поровну: вместе воевали, смотрели в лицо смерти, терпели невзгоды, страдали от голода и болезней, от одиночества и тоски по дому. Слишком многое они пережили, чтобы их дружба дала вдруг трещину. А Колин хоть и понимал, что физической близости между ними не будет никогда, после того дня в Новой Гвинее ожил и повеселел.

Когда Колин погиб, Майкл отказывался верить своим глазам: случайный осколок снаряда, крошечный кусочек металла, пронесся быстрее звука и вонзился в коротко стриженную голову между шеей и затылком. Колин просто упал и умер, тихо, без агонии, без кровавой пены на губах. Майкл долго сидел рядом, сжимая его холодную неподвижную руку, уверенный, что друг ответит слабым пожатием. В конце концов товарищам пришлось силой разжать его пальцы и оттащить живого от мертвого. Майкл не желал верить, что нет никакой надежды вновь увидеть жизнь в застывших чертах уснувшего навеки друга. Это спокойное, умиротворенное лицо, не обезображенное, не оскверненное, казалось в ту минуту особенно благородным, одухотворенным. Смерть немного изменила его. Так всегда бывает, когда утомленная старуха с косой дает слабину. Майкл и теперь спрашивал себя, вправду ли Колин выглядел спящим или ему так только показалось: может, глаза обманули его? На войне ему случалось горевать, но такого страшного горя он еще не знал.