Порочная страсть

Бенедикт, похоже, пересилил свое нежелание выпить, поскольку быстро осушил свой стакан и протянул Нилу, чтобы наполнил. В надежде, что бедняге это пойдет на пользу, тот щедро плеснул ему еще.

Люс – законченный мерзавец, но разве не странно, что сведения, которые Нил так жаждал заполучить и уже отчаялся отыскать, пришли к нему таким путем? Все, что он хотел знать о Майкле, сообщил не кто иной, как Люс. Нил попытался сфокусировать взгляд на лице Уилсона в поисках неких знаков, которые подтвердили бы, что Люс не солгал, но как ни напрягал зрение, ответа так и не получил. По правде сказать, он не верил, что Майкл предпочитает мужчин, что бы там ни написали в его медкарте: такие пристрастия скрыть невозможно. Сестра, конечно, прочла записи в его карте, но поскольку была далеко не так опытна, как солдаты, что провели почти все долгие шесть лет исключительно в мужском окружении, наверняка в нем сомневалась. Нил чувствовал: между ними ничего нет… пока. Значит, время еще не упущено.

– Как вы думаете, – с трудом ворочая языком, едва ли не по слогам проговорил Нил, – сестра знает, что все мы в нее влюблены?

Бенедикт поднял голову и вперил в него остекленевший взгляд.

– Не влюблены, Нил, а любим. Любим, вот и все…

– Ну, она первая женщина, что появилась в нашей жизни за долгое время, – заметил Майкл. – Было бы странно, если бы мы не полюбили ее. Она очень милая.

– Ты правда считаешь ее милой?

– Ну да, а почему это тебя удивляет?

– Мне кажется, «милая» – неверное слово. Для меня милая – это… хорошенькая: вздернутый носик, веснушки, нежный голосок, прелестный смех, – то, что сразу бросается в глаза. А наша сестренка вовсе не такая. При первом знакомстве она кажется строгой, крахмально-чопорной, твердой как сталь, а язык у нее острее, чем у самой горластой торговки рыбой. Она хоть и привлекательная, но никак не хорошенькая и уж точно не милая.

Майкл отставил стакан и задумался, потом с улыбкой покачал головой.

– Ну, если ты увидел ее такой, Нил, то, должно быть, и впрямь был серьезно болен. При первой встрече она показалась мне очаровательной. Благодаря ей, захотелось смеяться, мир стал как-то радостнее. Ни строгости, ни стальной жесткости поначалу я не заметил, но потом увидел. И все равно она кажется мне милой.

– Так знает она, или нет, что все мы в нее влюблены? – пьяно гнул свое Нил.

– Думаю, все не совсем так, – сдержанно проговорил Майкл. – Наша сестричка глубоко предана своему делу; она не из тех, кто живет мечтами о любви, как восторженная школьница. И мне почему-то кажется, что, если ей придется выбирать между личной жизнью и работой, она предпочтет свое ремесло медсестры; это для нее дороже всего.

– Еще не родилась та женщина, что не выбрала бы замужество, если обстоятельства благоприятствуют, – возразил Нил.

– Почему ты так думаешь?

– Все они только и мечтают о любви.

Майкл взглянул на него с жалостью.

– Брось, Нил! Ты хочешь сказать, что мужчина не может жить ради любви? У этого чувства множество обличий, оно настигает не только женщин.

– Да что ты об этом знаешь? – вскинулся обиженно Нил, вмиг почувствовав себя мальчишкой, которого только что выпороли. Нечто похожее он испытывал в обществе отца, но ведь Майкл Уилсон вовсе не Лонгленд Паркинсон.

– Так мне подсказывает чутье. Ведь другого объяснения нет, верно? – пожал плечами Майкл и поднялся. – Сейчас вернусь. Только схожу посмотрю, как там Наггет.

Майкл пришел обратно через несколько минут. Нил к тому времени успел отыскать третий стакан, для себя: просто выплеснул из склянки грязную воду от акварели и налил вместо нее виски – и, пьяно усмехнувшись, предложил:

– Выпьем, Майк: мне есть что отпраздновать.

Глава 5

Будильник сестры Лангтри прозвонил в час ночи. Она завела его, чтобы проведать Наггета: головная боль к этому времени у него уже должна утихнуть, – да и остальных сегодня надо бы проверить. Что-то в их поведении ее встревожило.

Еще во время стажировки она приучила себя подниматься быстро. Вот и сейчас Онор проворно вскочила с постели, сбросила пижаму и, не потрудившись надеть белье, влезла в брюки и форменную куртку, натянула тонкие носки, обулась. Едва ли в этот час кому-то придет в голову поинтересоваться, по форме ли она одета. Ее часики и ключи лежали рядом с фонариком на крышке бюро. Она положила все это в один из четырех накладных карманов куртки и туго затянула ремень на талии. Хорошо. Готова. Только бы в бараке «Икс» все было тихо и спокойно.

Когда она бесшумно скользнула за ширму: ни одна крышка не звякнула – и на цыпочках прокралась в коридор, ей показалось, что в отделении как-то слишком уж тихо. Такая давящая, густая тишина бывает перед грозой. То ли здесь чего-то не хватало, то ли, напротив, появилось что-то лишнее, но барак сделался вдруг чужим и неуютным. Сестра Лангтри не сразу поняла, в чем дело: не было слышно дыхания спящих, но из-под двери комнаты Нила пробивалась тонкая полоска света и слышались приглушенные голоса, и лишь над кроватями Мэта и Наггета москитные сетки были опущены.