Порочная страсть

– Мы все сейчас не в том состоянии, чтобы обсуждать случившееся.

Потом она посмотрела на Люса, и лицо ее исказила гримаса презрительного отвращения:

– Сержант Даггет, с вами мы поговорим утром. Потрудитесь немедленно вернуться в отделение и не покидать его ни при каких обстоятельствах.

Люс, не испытывая ни малейшего раскаяния, равнодушно пожал голыми плечами, наклонился, подобрал разбросанную возле двери одежду и торжествующе, с наглой ухмылкой победителя и гордо поднятой головой вышел, всем своим видом давая понять, что утром постарается серьезно усложнить сестре жизнь.

– Капитан Паркинсон, – продолжила Онор, – поручаю вас наблюдение за сержантом Даггетом: проследите, чтобы вел себя подобающе. Я рассчитываю, что утром, когда приду на дежурство, увижу повсюду идеальный порядок, и да поможет Бог тем, кто будет страдать похмельем. Я очень, очень сердита! Я полагалась на вас, а вы обманули мое доверие. Сержант Уилсон переночует сегодня в другом бараке и не вернется в отделение «Икс», пока я не побеседую с сержантом Даггетом. Все понятно? Справитесь?

Последнюю фразу Онор произнесла уже мягче, выражение ее лица потеплело, и Нил заметил:

– Я не так уж пьян, как вы, похоже, думаете. Вы здесь главная, а наше дело исполнять приказы. Все будет в точности так, как вы хотите.

Застывший у входа Бенедикт за все время не проронил ни слова и даже не шевельнулся, но когда Нил резко повернулся, намереваясь уйти, судорожно дернулся, перевел тяжелый немигающий взгляд с лица сестры Лангтри на изможденного Майкла, который по-прежнему стоял, привалившись к стене, и встревоженно спросил:

– С ним все в порядке?

Сестра кивнула и скупо, вымученно улыбнулась.

– Не волнуйтесь, Бен, я присмотрю за ним. Возвращайтесь в барак вместе с Нилом и попытайтесь немного поспать.

Оставшись в бане наедине с Майклом, сестра Лангтри поискала глазами его одежду, но нашла только полотенце. Должно быть, он разделся, прежде чем отправился принять душ, а полотенце обернул вокруг бедер. Конечно, это было против правил: по уставу всему воинскому контингенту с наступлением темноты, перед тем как выйти за порог, полагалось надеть форму, прикрывавшую тело от шеи до пят, – но Майкл, наверное, рассчитывал, что его никто не увидит.

Она сняла с крючка полотенце и подошла ближе, но у душа остановилась, чтобы завернуть кран, и устало сказала:

– Обернитесь полотенцем, пожалуйста, и пойдемте со мной.

Он открыл глаза, не глядя, взял полотенце и неуклюже – руки у него все еще дрожали – обмотал им бедра, потом с опаской отступил от стены, словно сомневался, что сможет удержаться на ногах без опоры, но это ему удалось.

– И сколько же вы выпили? – с горечью спросила сестра, жестко схватив его за локоть и подтолкнув к двери.

– Примерно четыре столовые ложки, – сухо ответил Майкл. – Куда вы меня ведете?

Резким движением он вырвался из рук сестры, словно ее властная хватка и повелительный тон задевали его гордость, но она жестко заявила:

– Переночуете в моем бараке: я устрою вас в одной из пустующих комнат. Вам нельзя возвращаться в отделение до завтрашнего утра. Ослушаетесь – вызову военную полицию, а мне бы этого не хотелось.

Угнетенный, подавленный, Майкл безропотно пошел следом за сестрой. Да и что здесь скажешь? Как убедить не верить тому, что она видела собственными глазами? Прошлое повторялось, словно в дурном сне. Все выглядело намного хуже, чем тогда, в подсобке. Вдобавок он чувствовал себя выжатым, опустошенным, у него не осталось сил, все отняла сверхчеловеческая борьба с самим собой. Он сразу понял, чем все закончится, как только Люс вошел в баню. Майкла захлестнула неудержимая тяга убить этого неотесанного тупого подонка, причем не просто убить, а с радостью, с наслаждением, даже если его за это повесят.

А помешали ему тотчас же наброситься на Люса и вцепиться ему в горло две причины: Майкл вспомнил о полковом старшине и той жгучей боли, что терзала его изо дня в день после драки в лагере, о нестерпимой пытке, которой стали для него отделение «Икс» и сестра Лангтри, а еще о предвкушении близкого счастья, мгновениях чуда, возможно, ожидавших его. Именно поэтому, когда Люс начал его провоцировать, Майкл собрал всю волю в кулак, чтобы не сорваться.

Люс хоть и выглядел куда внушительнее его, Майкл ясно видел, что убивать ему не приходилось: не было в нем ни жесткости, ни слепой жажды крови. С самого начала Майкл знал, что за наглой самоуверенностью Люса, за ненасытным желанием унижать и мучить скрывается трусость. Даггет воображал, будто ему безнаказанно сойдут с рук любые подлые выходки, будто всякий мужчина при виде рослого здоровяка, пышущего злобой, испугается и отступит, однако Майкл понимал: стоит принять вызов, и Люс мгновенно растеряет свой гонор, сдуется, как проколотый мяч. Приняв боевую стойку, он приготовился к броску, хотя и сознавал, что лишает себя будущего, но это больше не имело значения. Он собирался поставить стервеца на место, стереть с его лица самодовольную ухмылку, но когда тот затрясся от страха, Майкл почувствовал желание его убить.