На следующее утро, незадолго до семи, сестра Лангтри тихо выскользнула из комнаты, уже в строгой дневной форме – в сером платье с целлулоидным воротничком и манжетами, в красной пелерине и с белым сестринским платком на голове. Начищенная до блеска пуговица на шее сияла в лучах восходящего солнца. В то утро Онор одевалась особенно тщательно, как и полагалось женщине, отмеченной печатью любви. С улыбкой на губах она подставила лицо солнцу, приветствуя новый день, и с наслаждением потянулась, прежде чем приступить к делам насущным.
Никогда еще дорога к бараку «Икс» не казалась ей такой долгой, хотя в действительности заняла времени ничуть не больше, чем обычно. Она не жалела, что не разбудила Майкла, а просто отправилась на дежурство. За всю ночь они оба не сомкнули глаз, и лишь только около шести, когда она выбралась из постели и скрылась за дверью, Майкл уснул. Прежде чем принять душ, она вспомнила, что нужно вернуть на место планки жалюзи на окне соседней комнаты, и занялась этим, а когда вернулась к себе, примерно через полчаса, Майкл уже крепко спал. Перед уходом она поцеловала его в губы, но он даже не шелохнулся. «Ничего, еще успеется, – улыбнулась Онор. – У нас вся жизнь впереди». Вскоре им предстояло возвратиться домой. В конце концов, она выросла на просторах Австралии, и ее не пугала жизнь на природе, вдали от больших городов с их благополучием и комфортом. Вдобавок Мейтленд не так уж далеко от Сиднея, а содержать молочную ферму в долине Хантера не такой тяжкий труд, как разводить овец или выращивать пшеницу на западных землях.
Отделение «Икс» просыпалось обычно около половины седьмого, кто-то к этому времени уже вставал, а сестра Лангтри появлялась в бараке на полчаса раньше и заваривала утренний чай, пока поднимались остальные, но тем утром в бараке стояла непривычная тишина и все москитные сетки, кроме той, что висела над кроватью Майкла, были опущены.
Онор оставила пелерину с корзинкой в кабинете и перешла в подсобку, куда санитар уже принес дневную порцию свежего хлеба, жестянку со сливочным маслом и новую банку джема, сливового, как и в прошлый раз. Капризная спиртовка никак не желала загораться, и к тому времени как Онор удалось наконец втолковать ей, что единственная ее задача – нагревать воду, ощущение свежести после утреннего душа сошло на нет: от дневного зноя и яростного жара спиртовки пот хлынул ручьями. Приближался сезон дождей, и за последнюю неделю влажность воздуха повысилась процентов на двадцать.
Заварив чай и намазав маслом ломти хлеба, она поставила все, кроме чайника, на доску, которая служила подносом, и отнесла на веранду, в другой конец барака, потом быстро сходила за чайником и решила, что для завтрака все готово. А впрочем, нет, не совсем! Прошлой ночью она так рассердилась на своих подопечных, что не собиралась мириться с их похмельем, но остаток ночи, проведенный с Майклом, смягчил ее и впервые ей не хватило решимости проявить твердость. Бедняги выпили столько полковничьего виски, что, должно быть, сегодня им не до ее воспитательных лекций.
Она вернулась в кабинет, отперла ящик с лекарствами и достала бутылочку с тройчаткой. Белые крупицы аспирина и фенацетина осели на дно, а кофеин в виде сиропа соломенного цвета поднялся наверх. Отлить немного кофеина в мензурку оказалось проще простого. Когда все соберутся на веранде, она даст каждому по столовой ложке этого снадобья. Этот древний как мир больничный фокус – чудесное исцеление от похмелья – спас репутацию многим молодым врачам и медицинским сестрам.
В комнату Нила она заходить не стала, только заглянула в дверь.
– Нил, чай готов! Просыпайтесь, пора вставать!
Из каморки отвратительно пахло, и Онор поспешила захлопнуть дверь.
Когда она вошла в общую палату, Наггет уже проснулся и слабо ей улыбнулся. Онор сдернула москитную сетку, небрежно ее свернула и ловко забросила на кольцо над кроватью. Трудиться над «драпировкой матроны» не хотелось, поэтому сетка так и осталась лежать в кольце бесформенным комом.
– Как ваша голова?
– Мне намного лучше, сестра. Спасибо.
– Доброе утро, Мэт! – весело поздоровалась Онор и повторила трюк с москитной сеткой. – С добрым утром, Бен!
Койка Майкла, разумеется, пустовала. Сестра Лангтри повернулась, собираясь подойти к кровати Люса, и радость ее угасла. Что она ему скажет? Как он будет держаться при разговоре, который должен состояться сразу после завтрака? Впрочем, переживала она преждевременно: Люса в постели не оказалось. Сетка была опущена, но не заправлена под матрас, простыни хоть и выглядели смятыми, однако успели остыть.
Сестра снова повернулась к Бенедикту и Мэт. Те сидели на своих койках, ссутулившись, уронив голову на руки. Казалось, даже малейшее движение причиняет им жестокую боль.
– Чертов «Джонни Уокер»! – пробормотала в сердцах Онор и краем глаза увидела, как плетется, шатаясь, из своей каморки в санитарную комнату Нил с серо-зеленым лицом. Должно быть, его мутило, он едва сдерживал тошноту.