— Вряд ли, — поднимаюсь и зло гляжу в пустые глаза Криса. — Я осознаю ценность своей жизни. И я не для того ночами в колледже не спала и в этом году проходила курсы повышения квалификации, чтобы мыть ночные горшки…
— Да нет у нас уже ночных горшков, — фыркает Чад.
— Хорошо! — рявкаю я. — Унитазы! Мне мое образование далось очень тяжело! Я два года впахивала, чтобы выплатить кредит и выйти на удаленку, а вы мне тут про унитазы вещаете! Охренели?!
Леплю пощечину Крису и гордо удаляюсь в ванную комнату.
— Триста лет назад, — выглядываю из-за двери, — оказаться в замке в лесу для женщины было удачей! Ясно? Они тут не из-за большой любви к волчьим хвостам оставались!
— Да ты что? — Крис изгибает бровь.
— Да вы же крестьянок, поди, окучивали, а у них доля незавидная была. Высокородных аристократок вам-то никто не скормил бы, — горько усмехаюсь. — Ваш бы лес к чертям сожгли, а с вас живьем шкуру бы содрали, вздумай вы какую-нибудь дочь герцога отыметь и сделать рабыней для утех.
— Ты вот вроде не герцогиня, а гонора у тебя по макушечку, — Крис делает ко мне шаг.
— Я современная, образованная женщина и живу в век равноправия и феминизма, — бесстрашно шагаю навстречу оборотню. — Я умею читать, писать, считать деньги. Я имею права, образина ты лохматая, которых не было у герцогинь.
— Ну и? — насмешливо проводит пальцем от моей переносицы до кончика носа.
— Это был ответ на тему гонора, — я скалюсь в недоброй улыбке.
— Я напоминаю, Ласточка, — Крис приглаживает волосы, — у тебя здесь нет прав. И я тебе позволяю говорить со мной в таком тоне, потому что меня это веселит.
Я для оборотней и впрямь клоун: Чад хохочет, глядя на меня, бесстыдно почесывая пах. В голове всплывают строчки из дневника о том, какой него низкий и бархатный смех. Какая я впечатлительная натура, что мне запутали мысли чужие записи о любви!
И злюсь я сейчас не из-за того, что меня против воли притащили в лес. Вовсе нет. Меня до скрежета зубов бесит, что эти два похотливых кобеля только за один год успели порезвиться с тремя девками. И я уверена, что в этой же комнате они их всячески сношали.
Касаюсь холодными ладонями лба в желании унять неоправданную ревность. Я тут и двух дней не провела, чтобы влюбляться в мохнатых мерзавцев. Это не истинные чувства, они ненастоящие, а навязаны проклятым лесом и замком.
Кидаю презрительный взгляд на Криса, и скрываюсь в ванной комнате. Сажусь на унитаз и тоскливо смотрю на окошко под потолком. Кусаю губы, растираю пальцы и копошусь в памяти, выискивая свое имя, которое было подарено при рождении. Я должна его вспомнить, оно меня спасет от безумия.
Глава 16. Такой большой и пушистый!
Мое имя стерто. И мне страшно. Пусть тело слабо, но тот факт, что какие-то нелюди имеют власть над более тонкими материями, как человеческий разум, меня пугает до холодной испарины на лбу.
И ведь я остальное помню. Родителей, работу, знакомых и да же бывших, о которых я бы хотела забыть, но нет! У меня забрали имя, а мои неудачные романы щедро оставили. И как же меня зовут? Очень надеюсь, что не тривиально и с выдумкой. Совершенно никаких идей.
— Ты чего здесь сидишь? — на бортик ванной опускается тихий Эдвин. — Ласточка?
Очень милое и ласковое прозвище, которое могло бы звучать на устах возлюленного нежным шепотом, его произносит рыжий оборотень. Какая жуть!
— Это не мое имя, — глухо отзываюсь я.
— Я бы хотел знать твое человеческое имя, — ласково улыбается. — Я думаю, оно очень красивое.
О, милый мой пупсик, я бы тоже не против его знать.
— Издеваешься? — едко уточняю я
— Нет, — Эдвин вздыхает. — Ласточка, я понимаю…
— Не понимаешь. Каково бы тебе было, если бы тебя люди украли из семьи и посадили в клетку на цепь?
Только вот люди, за исключением редких мерзавцев, осуждают рабство, но в лесу у мохнатых тварей иные порядки.
— Ты не на цепи и не в клетке.
— Но я в плену и скована призрачными цепями.
Молчит и опускает взгляд. Такой милый, трогательный и печальный, что во мне просыпается желание присесть рядом и обнять его, чтобы утешить. Кусаю себя за внутреннюю сторону щеки. Я тут жертва, а не этот рыжий и бледный оборотень с очаровательными веснушками.
— Ты бы не мог меня оставить? — с натянутой вежливостью прошу я. — Мне стоит привести себя в порядок после твоих братьев.
— Но ты отлично выглядишь.
— Мне надо подмыться, — сердито и честно отвечаю.
А почему я должна стесняться? Эдвин в курсе для чего конкретно меня сюда притащили его братья. Покидает ванную комнату, пристыженно почесывая затылок. Наверное, я зря с ним так сурова. Нет. Никакого чувства вины.
Освежившись под прохладной струей воды, выхожу в комнату, в чем мать родила, и шагаю к шкафу. Только через несколько секунд замечаю Эдвина, который тенью притаился окна и во все глаза смотрит на меня. В голове проскальзывает догадка, что он, похоже, девственник. Взгляд слишком восторженный и в то же время испуганный.
— Я же попросила меня оставить.
— Прости… — тяжело сглатывает и опускает взгляд на мою грудь.